— Я так за тебя рада!
Совсем непонятно. Сомнительно, чтобы Бетти испытала радость, узнав о подробностях вчерашней ночи.
— Что происходит?
Меррон улыбалась, правда осознавая, что улыбка ее вовсе не столь дружелюбна, как у тетушки. Летти вовсе говорила, что Меррон на людей скалится, отчего люди испытывают глубокое душевное волнение. Но если Меррон возьмет на себя труд потренироваться перед зеркалом час-другой, лучше третий… или неделю, то она научится хотя бы выглядеть дружелюбно.
— Я на тебе женюсь, — сказал Сержант, подставляя чашку.
Сливок тетушка добавила от души.
— Что?
— Это же просто замечательно! — Тетушка Бетти смотрела на Сержанта влюбленными глазами. Конечно, нашелся тот самый, предсказанный ею, сумевший оценить скрытые прелести Меррон. Хотя, вспоминая о том, что было, следовало признать — прелести, если таковые в принципе имелись, были максимально открыты.
— Нет!
— Что «нет»? — И чай пьет с этаким издевательским спокойствием.
— Я не выйду за него замуж!
— Почему? — искренне удивилась тетушка, и в голубых очах ее мелькнула печаль. — Меррон…
— Я имею право выбрать!
Она — не корова, которую можно вот просто так купить… ах нет, взять с доплатой. Женщина тоже человек!
— Ты вчера выбрала. — Сержант отставил чашку. — Сегодня мой черед.
Да если бы Меррон знала! А взгляд какой равнодушный. Мертвый взгляд. И с ним вот жить? Меррон не про взгляд, про человека. Одно дело — ночь, ей местами даже понравилось, но совсем другое — замуж. Он же деспот! И в равенство не верит! И значит, что… что…
Меррон не додумала, что именно это значит.
— Да я скорее умру!
На тетушку это всегда действовало. И сейчас она побледнела, представив, что Меррон возьмет и отравится уксусной эссенцией, как сделала одна родственница дальней родственницы тетушкиного мужа.
— Возможно… — Бетти обратила растерянный взгляд, полный мольбы, — не находилось еще человека, способного устоять перед этим взглядом, — на Сержанта. — Стоит немного… подождать… дать вам время…
— Прекрати.
Это не тетушке — Меррон. И мертвые глаза ненадолго оживают, но выражение их не удается истолковать, но Меррон вдруг становится страшно.
— Ваша племянница вас шантажирует. Вы ее избаловали. Позволяете все, что ей хочется, а она считает, что так и надо.
— Да как ты…
— Сядь. — От этого спокойного голоса колени подкосились. — Ты не привыкла думать ни о ком, кроме себя. Я даже не понимаю, на кой мне эта женитьба, но раз уж так вышло, то делать нечего.
— К-как вышло? — Щеки тетушки пунцовели, а губы дрожали.
Вообще, как смеет этот человек Бетти пугать?! По какому праву он вообще сюда явился?! Меррон ничего от него не надо! И вообще ни от кого не надо! Она сама по себе!
— Вчера ваша племянница сделала мне интересное предложение…
Сволочь!
— …и я согласился, полагая, что она отдает себе отчет в своих действиях.
— Меррон!
Тварь. Вот же тварь! И главное с улыбочкой… ему нравится унижать других!
— Тетя, я…
— Переспала с первым встречным. — Сержант допил чай. — И теперь отчаянно ищешь виноватых.
— Я тебя ненавижу!
— Посмотрим.
Не на что смотреть! Да Меррон скорее и вправду уксуса напьется, чем замуж за подобное существо — назвать его человеком язык не поворачивался — выйдет.
— Со своей стороны, я привык отвечать за свои поступки. И поэтому настаиваю на свадьбе.
Тетушка только и смогла, что кивнуть.
Предательница! Ничего, вот уйдет Сержант — а когда-нибудь он уйдет, — и Меррон выскажет тетушке все, что о ней думает. Или нет… кричать бессмысленно. А вот слезы помогут.
Раскаяние.
Меррон пообещает, что больше никогда-никогда так делать не будет.
Тетушка всегда верила ее обещаниям.
— Вот договор. — Сержант достал примятые бумаги, положил на колено и попытался разгладить рукавом. Дикарь. И хам. Сволочь беспринципная. — Прочтите.
Тетушкина дрожащая рука берет бумаги. Бетти ничего не понимает в подобного рода документах! И вообще, если кто должен читать, то Меррон! Это же ее будущего касается.
Нет, такого будущего ей и даром не надо, но интересно же!
— Вы… — Голос у Бетти срывается. — Вы действительно…