Особенно,... 
115 
— И у кого же я, черт возьми, краду? У бразильского народа? Назови хоть одного бразильца, который станет богаче оттого, что алмаз запрут в музее и даже показывать не будут по соображениям безопасности? Девяносто процентов бразильцев ничего об этом племени не слышали, а если б и слышали, то плевать на него хотели. А что, если бы я нашел этот алмаз в шахте? Тогда мне можно было бы его взять? Ведь кто нашел, тому и принадлежит? Так? — Он уже орал. Никогда в жизни не был он в таком бешенстве.
— Ты крадешь у истории.
— Чушь собачья! Ты можешь положить над этой чертовой гробницей кусок стекла, и история Анзара от этого не изменится!
— Но ведь там лежал не кусок стекла, а Царица. Всю жизнь меня учили уважать прошлое, бережно относиться к каждому найденному осколку истории, потому что это часть нашей жизни. Я не спала много ночей, чтобы уберечь находки от грабителей. Ты что, думаешь, теперь я сама стану одной из них?
Он ничего не мог добиться. У него было ощущение, что он бьется головой о стенку. Если и была на свете женщина упрямее этой, то Бен ее не встречал и встречать не хотел. Ему было достаточно Джиллиан.
Он прекратил спор. Может, здравый смысл возьмет верх? У нее была цель доказать, что ее отец прав, и Бен предлагал способ достичь этого. Должна же она понять, что кое-что лучше, чем ничего.
Снова нависло тягостное молчание. Когда они закончили есть, он движением руки указал на палатку и Джиллиан без звука полезла в нее. Несмотря на тесноту, она ухитрилась не коснуться его, и это, пожалуй, взбесило его больше всего.
Следующий день начался в молчании. Она вела себя так, словно его не существует, и открывала рот только для того, чтобы максимально кратко отвечать на заданный им вопрос.
Он поймал себя на том, что даже замедлил ход, как будто надеялся, что время, проведенное вместе, даст ей возможность изменить свое решение послушаться здравого смысла. А вот как долго выдержит он caм? Поведенне Джиллиан бесило его. Она принадлежала ему, он ее никогда не отпустит и сделает все, чтобы удержать, включая похищение, которое она так саркастически предположила. Если она думает, что он не пойдет на это, тогда она совсем не знает Бена.
Она принадлежит ему, а он ей. Как же смеет она это игнорировать? Как смеет пытаться разорвать существующую между ними связь? Нет, этого он не допустит.
Было еще довольно светло, когда они добрались до первого поселения. Вид у него был жалкий, но зато там было электричество. Когда они стали приближаться к полуразрушенному причалу, прибежали дети. В деревне было пятнадцать хижин и одно строение побольше, которое выглядело немногим лучше. Во всем поселке не было ни одного застекленного окна, и все крыши, даже у большого здания, были покрыты камышом.
— Зачем мы останавливаемся? — спросила Джиллиан.
— Лучше переночевать здесь, чем в палатке. На этом участке реки слишком много контрабандистов. — Он отвечал сухо и коротко, потому что злился на нее, как и она на него.
Одни дети что-то быстро говорили, другие робко стояли в сторонке. Взрослые обитатели поселка тоже с любопытством следили за Беном и Джиллиан из окон и открытых дверей своих жилищ. Высокая худая старуха вышла из большого дома и широкими шагами направилась к причалу. Она была одета в брюки и свободно болтавшуюся рубашку-безрукавку. Растрепанная соломенная шляпа защищала ее голову от солнца.
— Кто вы? — требовательно спросила она грубым и низким, как у мужчины, голосом.
— Бен Льюис. А это Джиллиан Шервуд. Наша лодка потонула вчера, и нам пришлось плыть на плоту.
Старуха пожала плечами:
— Вам повезло, что у вас были и лодка, и плот. Что вам здесь нужно?
— Переночевать и больше ничего. В поселке это безопаснее, чем на берегу. Еда у нас есть.
Старуха оглядела его с головы до ног. Он был без рубашки, потому что одежда осталась в лодке. Его мощный торс явно произвел на старуху благоприятное впечатление: она улыбнулась.
— Я Мария Сайяд. Это моя торговая точка. Свободной комнаты нет, но лишние гамаки найдутся. Можете спать у меня на веранде.
— Спасибо, сеньора Сайяд.
— Поедите со мной. На этой неделе никто не проезжал, а я люблю новые лица.
— Спасибо, сеньора, — повторил он.
Сеньора придерживалась того, что Джиллиан называла латиноамериканским распорядком дня: вечерняя трапеза не начиналась ранее девяти-десяти часов вечера и продолжалась часа два, хотя и состояла всего из трех простых блюд. В большом доме было электричество, хотя лампочки были тусклыми, хуже керосиновых. Под потолком медленно кружились лопасти вентилятора.
115 
