— Понятно. Слушай, у меня проблема.
— В чем дело? — сразу посерьезнела Аня.
— Понимаешь, я ушла от Вани.
— Замечательно! Ой, прости! — Аня на секунду замолчала. — Куда ушла?
— Пока в магазин у остановки. Но надеюсь уйти к тебе.
— Уже лечу, — рявкнула подружка и отключилась.
Настя убрала трубку в сумочку и сообразила, что разговаривала при Люде. Продавщица замерла с печеньем в одной руке и чашкой чая в другой.
— Вот такие дела, Людочка, — грустно улыбнулась Настя и тоже взяла печенье.
Анечка прилетела минут через двадцать, «форд» взвизгнул колесами у дверей. Подруга выглядела так, будто сбежала из сумасшедшего дома: растрепанная, в немыслимом наряде, в парике из «дождика». Но мысли формулировала здраво:
— Сейчас поедем ко мне, со всем завтра разберемся.
Настя поблагодарила Люду и последовала за Аней: попробовала бы не последовать, подруга тянула ее за руку с настойчивостью носорога.
В машине они почти не разговаривали: Аня гнала по пустому Новорижскому шоссе, как сумасшедшая, долетели до поворота к поселку минут за пятнадцать. Дальше пришлось ехать медленно: выпал снег и второстепенные дорожки еще не почистили.
— Рассказывай вкратце, — потребовала Аня.
— Что рассказывать? Я ушла из дому. Все.
— Совсем ушла? — въедливо поинтересовалась подруга.
— Видимо, да. Понимаешь, ты была права, наверное…
— Он тебя окончательно достал?
— Не совсем в этом дело, просто… Мы сейчас ужасно поругались…
— И что? Ты за минуту приняла решение?
— Наверное, я думала об этом уже давно, просто не решалась признаться себе, а тут…
Настя помедлила, сама не до конца понимая, почему вдруг у нее появилось такое необратимое решение: понятно, что спусковым крючком послужил сегодняшний скандал, но… И тут она поняла: чаша пустоты и отчуждения просто переполнилась. Ваня залез на ее сугубо личную территорию, прочитал ее письма, коснулся ее отношений с Тагиром. Именно то, что муж облил грязью Тагира… Она прощала глупую ревность, закрывала глаза на никчемность мужа, но это… Все.
— Что тут?
— Не знаю, как объяснить. Я так испугалась. Никогда не видела Ваню таким. Он был пьян, мне показалось, что он меня убить готов.
— За что?
— Сама не знаю. Какая-то ревность, глупые обвинения.
— Обоснованные обвинения?
— Нет, что ты. Он просто залез в мою почту…
— Ага. Виртуальный роман?
— Не говори так. Просто дружеское общение.
— Из-за дружеского общения мужья не свирепеют. Особенно такие пентюхи, как твой.
Стася задумалась: да, действительно, ничего такого интимного и предосудительного в их с Тагиром общении не было. Что же так задело Ваню? Понятно, что он принял Кравцова за Тагира, но все же? И тут ее осенило, внезапно, но так ярко: в общении с Тагиром была откровенность, была интимность, была честность и что-то еще. С мужем этого не было, пожалуй, никогда. «Что-то еще…»
Мысль кольнула — и исчезла. «Форд» остановился у ворот особняка Рожковых.
— Не знаю. Но все равно, к нему я не вернусь.
— Поразительно. Что такого произошло за неделю? — вопросила Аня, но ответа ждать не стала, щелкнула брелоком ворот и въехала во двор.
В доме подруги осторожно, чтобы никого не разбудить, прокрались в гостевую комнату, Аня принесла Стасе пижаму и «Тера флю» для профилактики и велела спать до упора. «Завтра будет новый день». Прописная истина, произнесенная непререкаемым тоном, заставила Настю улыбнуться.
Когда подружка ушла «под бочок к Толстячку», Стася натянула пижаму, шмыгнула под одеяло и мгновенно уснула. Спокойным сном человека, сбросившего тяжкое бремя и принявшего верное решение.
Глава 28
Утром Настя проснулась в чужой, незнакомой постели, в чужой пижаме, в чужом доме. Но как же ей было легко и светло! Та квартира, ее с мужем квартира, казалась нереальным, сумрачным миром, пещерой, затянутой паутиной бесцельности, тихим болотом, в котором тепло, но очень вязко — и барахтаться бесполезно.
Стася укрылась одеялом с головой и крепко зажмурилась. Неужели она и вправду никогда не вернется к Ване? Или… Обычно в таких случаях говорят, что здравый смысл возобладает — и все наладится. Но в данном случае, кажется, возобладал именно здравый смысл, пусть и проснулся этот смысл от скандала. Зачем она вообще жила последние месяцы? Что ее держало?