33 
— Что?
— Ковер. Новый. И гардины тоже. Помнишь, какого цвета были?
Пурпурного? Или красного? Зеленого? Нынешние ничем не отличались от прежних. Кажется…
— Осмотрись. Скажи, что здесь изменилось за год?
Король шутит? Нет, ждет, делая вид, что любуется столиком для игры в шахматы. Когда этот столик появился? Недавно? Или же, напротив, был здесь всегда? Слоновая кость и черное дерево. Серебряная оковка. Резные ножки. И два массивных ящика для фигур.
Моржовый клык. Яшма.
Партия, застывшая в равновесии… как надолго? С кем играл Стальной Король?
В этот кабинет допускают лишь избранных… Кого? Виттара и… он не помнит. Послушно осматривается. Странное ощущение. Он был здесь сотни раз, но все видит словно впервые.
Вот дверь на стальных петлях. За ней — охрана, которой полагалось бы скрутить Виттара, но Стальной Король или не позвал, или отправил охрану прочь. Панели из темного дуба. И куполообразный потолок. Массивные цепи, что поддерживают стеклянные полушария светильников. Живое пламя тянется к квадратным горловинам воздуховодов.
Картины из янтаря, нефрита и серебра.
Массивная мебель. То самое зеркало…
— Я… не могу ответить на твой вопрос. — Виттар перевел взгляд на свои ладони. Раны затянулись, но железо не покинуло, оно было под кожей, слишком близко: малейшая слабина — и выплеснется. — Пожалуй, мне лучше уйти.
— Нет. — Стальной Король поднял яшмовую пешку. — Ты успокоился?
— Не совсем.
Ему бессмысленно врать. И Виттар честно пытался справиться с железом, а оно рвалось… и теперь причина, по которой он вспылил, выглядела донельзя глупой. Девчонка?
Она ни при чем. Воспользовалась шансом, не более того.
А вот ее сородичи…
— Но ты успокоился достаточно, чтобы слушать? Извини, вина не предлагаю. Виттар, ты мне друг. И как с другом я хочу с тобой поговорить.
На игральной доске не так много фигур. Пешка всего одна уцелела — человек в нелепой броне, которую вынуждены носить люди. Виттар из любопытства разглядывал ее, в очередной раз удивляясь тому, сколь тяжела эта броня, неудобна. В такой невозможно быстро двигаться, а щелей имеет изрядно. И скорее вредит, нежели помогает.
Но людям нравилось, а пешек не спрашивали.
— Мне продолжают докладывать, что ты теряешь разум, что тебя ослепила ненависть. Что ты начал не просто убивать, но делать это… с удовольствием. Я не желаю верить словам, но мне не нравится то, что я вижу.
Виттар вспомнил вчерашнего альва. Полукровка, конечно, но… он признал себя побежденным. Встал на колени… и да, Виттару хотелось его убить. Даже не убить — убивать, чтобы долго, чтобы с наслаждением. Он поддался желанию.
И кровь была такой сладкой.
— Вижу, что ты понимаешь, о чем речь. Рассказывай.
Виттар постарался говорить кратко, спокойно — выходило плохо — и честно. Но от вопроса не удержался: Стальной Король не будет скрывать правду вежливости ради.
— Я безумен?
Если так, то закон и честь оставляют выход.
Вчера Виттар получил удовольствие, убивая альва. Сегодня едва не вцепился в глотку Кагону. А завтра? Когда ему станет безразлично, кто перед ним? И когда крови станет недостаточно?
Стальной Король вернул пешку на доску:
— Еще нет. Но ты вплотную подошел к грани. Я не спорю, у тебя есть причины ненавидеть альвов. Но война закончена. И пора остановиться.
Как? Разве Виттар не желал бы того же? Остановиться. Забыть. Вернуть все, как было.
Или хотя бы почти как было.
— Я… пытаюсь.
— Пытайся. — Стальной Король поднял ферзя.
Яшмовый пес в полной ипостаси. Огромный, раза в полтора выше пешки-человека, исполненный с изрядным мастерством. Резчик не упустил ни одной детали. Иглы на хребте подняты. Оскалена пасть. Полыхают рубины глаз. Еще немного — и хлынет белая пена бешенства.
— Не уподобляйся ему. — Король подал фигурку. — Его война длится вечно. Твоя — пока ты сам того пожелаешь. Земли за Перевалом принадлежат нам.
Пес был тяжелым и холодным. Камень должен был нагреться, но словно сам не желал тепла.
— А на землях — люди. И не только они…
Еще те, в ком течет кровь альвов… наполовину… на четверть…
— Мы уже говорили об этом, Виттар. И мне казалось, что ты меня понял. Нельзя допустить резни. Виттар, многие на тебя смотрят, особенно молодняк, который ничего, кроме войны, не видел. Им достаточно намека.
33 
