76 
Я фыркнула, представив это. А смеяться все-таки больно.
— Ага, знаешь, как больно было? — Он и сам улыбается.
— Не знаю. У меня нет хвоста.
— А у меня есть… был.
Оден замолкает и, притянув меня поближе к себе, трется носом о шею.
— Спи.
Попытаюсь, хотя все равно на языке вопрос вертится, неуместный и почти неприличный.
— Скажи, если поправишься, то сможешь… снова когда-нибудь обернуться?
— Не знаю. Я думал об этом. Возможно, когда спина заживет, жила откликнется на мой зов. А возможно, и не откликнется.
— И что тогда?
— Ну… ничего, наверное, буду жить как есть.
Калекой? Пожалуй, даже хуже. Я представила себе, что выгорела дотла, лишилась и тех крох силы, которые имела. И жить дальше? Получится, жить-то по-всякому получается, но… это же мучительно.
— Эйо, — он подул мне на шею, — я шел воевать. И я знал, что меня могут ранить. Убить. Взять в плен. Потери неизбежны. Весь вопрос в удаче. Я свою израсходовал, но страдать по этому поводу остаток дней глупо. Можно найти занятие интересней.
— Какое?
— Карпов буду разводить. Зеркальных.
— Лучше форель. — Как-то не увязывается у меня в воображении Оден с зеркальными карпами.
— Чем лучше?
— Ну… благородней, что ли.
— Аргумент. — В шею дышать не прекращает, но, коснувшись носом уха, шепчет: — Спи.
Сплю. Придремываю, закрыв глаза и почти успокоившись.
Дыхание горячее и какое-то… нежное.
Больше не было ямы. И темнота тоже отступила.
Травы. Старая терраса осколком дома, который находился где-то вне сна. Запах дерева и сена.
Вот только звук остался.
— Это чтобы совсем уж резко обстановку не менять, — сказала королева Мэб. — Видишь, как я о тебе забочусь?
Оден отвернулся. Попытался. Но куда бы он ни поворачивался, снова видел ее, иную, нежели обычно. Босоногую, в простом платье, с распущенными волосами.
И вместо короны Лоз и Терний — венок из ромашек и васильков.
Еще одна ложь?
— Почему? Думаешь, мне сложно сменить обличье? — Она сидела на перилах, за которыми открывалось серо-сизое травяное море. Волна катилась за волной, тянулась к бледной руке, выпрашивая королевскую ласку. — Кстати, это то, что вокруг тебя. Мне показалось, что ты захочешь увидеть.
— Что тебе от меня надо?
Она не уйдет, пока не получит то, за чем явилась.
— Тебя. — Королева покачивала ногой, и белая ножка ее то показывалась в складках платья, то исчезала. — Ты же знаешь. Ничего не меняется…
— Я больше не твой.
— Пока еще не совсем мой, — уточнила королева. — Но ведь игра продолжается… зря ты дал это обещание.
Она — мираж. Плод воображения.
Голос его больного разума.
— Если тебе так больше нравится думать. Но обещание все равно зря дал. Для вас обоих будет лучше, если ты пойдешь до конца. Это ведь не сложно — убить. Резать необязательно, только глупцы полагают, что чем больше крови, тем верней ритуал.
— Прекрати.
— Не перечь королеве. — Она вытащила из венка ромашку и принялась отщипывать белые лепестки. Ветер подхватывал их и уносил, скрывая между волн. — В конце концов, это просто неприлично. И небезопасно. Ты же не хочешь вернуться в яму?
Взмах руки, и больше нет травяного моря.
И той, другой королевы.
Но яма, такая знакомая, родная почти уже яма. Оден проводит по стене ладонью, удивляясь тому, что помнит каждую трещину, каждую выбоину, каждый камень, вросший в эту плотную чужую землю. В его снах яма реальна.
— И боль, уверяю тебя, тоже. Ты ее почувствуешь, если я захочу.
Белое платье сливается с белой кожей, и королева Мэб выглядит нагой.
— Я тебя выпустила, но я тебя не отпускала. Не забывайся.
Сон. Просто сон. А любой кошмар можно выдержать, даже тот, в котором королева Мэб подходит настолько близко, что через смрад ямы пробивается ядовитый аромат ее туманов.
— Ты же не хочешь в следующий раз очутиться в пыточной? — Острый янтарный коготь касается века. — Или решетку вспомнить… Видишь, вот мы и достигли согласия. — Коготь описывает полукруг. — А резать горло действительно не стоит. Лучше шею сломать. Безболезненно. Милосердно. И быстро. Она и почувствовать ничего не успеет.
— Нет.
76 
