Сейчас, когда кровотечение остановилось, голова Жюстина стала более ясной.
– Нет, просто хотел сразиться с ним, и все, – ответил он слабым голосом. – Это гораздо лучше…
– Лучше, чем что?
– Чем не драться.
– В этом нет никакого смысла. Почему тебе нравится причинять вред другому человеку?
– Когда я дерусь, то выступаю не против человека… а против чего-то еще…
– Против того, что сидит внутри тебя, – тихо сказал Филипп. В этом было существенное различие между ними. – Что-то внутри хочет уничтожить тебя самого, – продолжал он ровным тоном, – и все вокруг. Ты не успокоишься, пока не разрушишь семью и не сделаешь несчастными всех нас.
– Нет…
– Пока мы все не измучимся с тобой.
– Ты ненавидишь меня, – простонал Жюстин.
– Нет. Ты этого не дождешься.
Жюстин слышал, что Филипп говорил ему еще что-то, но слова становились все менее различимы. Глаза его закатились, и Жюстин впал в забытье. Они успели добраться до дома, он видел, как к нему протянулись руки, затем погрузился в багряное море, уносимый вдаль на гребне вздымающейся волны. Голова его раскалывалась, бок болел. Он снова был маленьким, и отец держал его на руках…
* * *
Жюстина уложили в постель, голова его упала на подушку, и он отключился на несколько часов, пока не проснулся с тревожным чувством одиночества.
– Отец, – прошептал он, беспокойно двигая рукой, пока ее не обхватила чья-то сильная рука. Жизненная сила этого пожатия, казалось, возвращает ему сознание. Он увидел напряженное лицо отца и понял, что тот зол на него… но в то же самое время в этих золотистых глазах он уловил удивительную нежность. Отец не отходил от него даже в присутствии врача, и Жюстин ни разу не попытался разъединить их руки. Жюстин корчился от боли, когда прочищали рану, но молчал. По лицу его струился пот. У него было такое ощущение, что в боку орудуют раскаленной кочергой.
– Еще не все? – возмущенно простонал он, не в силах больше терпеть. Максимилиан тихо утешал его, пока врач не закончил обрабатывать рану. После перевязки Жюстину дали какое-то противное на вкус лекарство. Он настоял на том, чтобы самому держать стакан. Отец приподнял ему голову и помог выпить лекарство. Жюстин счел это крайне унизительным.
– Лучше бы ты… накричал на меня и… послал к черту. – Он закашлялся, когда исчезла последняя капля горькой жидкости. – Твоя доброта… очень странная.
– Преисподнюю я устрою тебе завтра, – пригрозил Макс, поправляя покрывала. – А сейчас я рад, что у тебя все в порядке.
– Все в порядке? – удивленно повторил Жюстин.
– Это несерьезная рана, – сказал Макс, убирая влажные локоны с бледного лба Жюстина.
– Ты не говорил бы так… если бы ранили тебя.
Макс улыбнулся.
– Ты скоро поправишься, и тогда я выскажу тебе свое мнение по поводу твоей дуэли.
– Н…никогда… – Жюстин широко зевнул, лекарство начало действовать. Его глаза еще были открыты, когда он почувствовал, что Макс шевельнулся. – Ты уходишь?
– Нет, мой сын.
– Иди, если хочешь, – еле слышно пробормотал Жюстин.
– Нет пока, – последовал ответ, и мальчик окончательно расслабился. Он снова взял отца за руку и уснул, держа ее.
Глава 12
– Как он? – спросил Александр, наливая Максу вина. Макс сделал ему знак, чтобы тот поставил бутылку.
– Все будет хорошо. – Макс только что спустился сверху, где спокойно спал Жюстин. Лизетта и Ноэлайн хлопотали около расстроенной Ирэн, предлагая ей кофе, основательно разбавленного бренди. – Рана не опасна, но он еще в шоке. – Макс помолчал, затем мрачно добавил:
– Как и я.
– Неужели ты не ожидал от него подобной выходки? – спросил Бернар. – Меня лично удивляет, что это не случилось раньше.
– Он следует по стопам отца, не так ли? – продолжил Александр.
Макс посмотрел на обоих холодным взглядом.
– Да, это так, – сказал Бернар. – Макс, ты хорошо знаешь своего сына и не мог не ожидать от него такого. С твоей стороны глупо надеяться, что это не повторится.
Макс уже готов был резко ответить им, но его прервал тихий голос Лизетты.
– Макс, – сказала она, входя в комнату и беря его за руку. – Я не хочу лишать тебя братского сочувствия и сострадания, но Берти уже приготовила ужин. Пойди и подкрепись как следует.