93 
Гэйби восхищенно смотрела на нее:
– Не ко всякой фигуре этот наряд подошел бы. Он хорошо сидит только на женщине, такой тоненькой, как вы.
Но юбка в поясе слишком широка. Если вы обождете, миледи, я принесу иголку с ниткой и ушью ее в мгновение ока.
Она ушла, закрыв за собой дверь. Тася осталась в примерочной одна.
Она покрутилась перед зеркалом, любуясь тем, как плавно взметнулась и закружилась тонкая ткань юбки. В окружавших ее зеркалах она видела себя со всех сторон. Наряд ее был одновременно строгим и модным, его изысканность сильно отличалась от девичьих платьев, которые она носила в России. Она с удовольствием придумывала слова, которые скажет Люк, увидев ее. При мысли об этом она радостно засмеялась. Остановившись на середине комнаты, она, охорашиваясь, взбила кружевную пену жабо и пригладила шелковые фалды жакета.
Вдруг какая-то тень шевельнулась позади нее. Улыбка сползла с лица Таси, мурашки побежали по коже. Она стояла в окружении своих отражений и отражений этих отражений. Со всех сторон мелькали красные и белые пятна, и отовсюду на нее смотрели десятки широко открытых глаз. Ее собственных глаз.
Темная фигура двигалась между зеркальными образами, она приближалась… Этого не могло быть на самом деле… Но она испугалась. В ушах тонко зазвенело. Она оцепенела, загнанная в ловушку этого калейдоскопа… Легкие не могли набрать достаточно воздуха… Ей нечем стало дышать…
Кто– то коснулся ее локтя. Мужчина повернул ее к себе лицом, и она увидела ухмыляющееся мертвое лицо Михаила Ангеловского. Его желтые глаза не отрываясь смотрели на нее. Кровь струилась у него из горла, с губ, медленно выговаривающих: «Тася…»
Она коротко вскрикнула, изворачиваясь в его руках. Она чувствовала, что в этой комнате был еще кто-то третий. Вместе они образовали жуткий смертельный треугольник, трое в ловушке красно-желтой комнаты, повторяющейся снова и снова…
Тася судорожно закрыла лицо руками.
– Нет! – всхлипнула она. – Уходи. Уходи…
– Тася, посмотри на меня.
Это был голос ее мужа. Тело ее дернулось, как от удара. Вся дрожа, она подняла на него глаза. Шум в ушах стал стихать.
Люк был с ней, прижимал к себе. Лицо его побледнело под бронзовым загаром, глаза стали пронзительно-синими.
Она старалась не сводить с него глаз в страхе, что, если посмотрит в сторону, он исчезнет, а Михаил вернется. Она, наверное, сходит с ума – приняла своего мужа за привидение? Вдруг все, что случилось, показалось Тасе очень смешным, и она беспомощно засмеялась, нервный хохот безостановочно сотрясал ее тело… Однако Люку было совсем не смешно. Он продолжал смотреть на нее с серьезным лицом, и это заставило ее понять, какой истеричкой она выглядит в его глазах. Наконец ей удалось остановить свой смех, и она рукавом вытерла слезы с глаз.
– Я вспомнила Михаила, – хрипло проговорила она. – Это произошло снова. Как всегда, я видела нож у него в горле, кровь, брызнувшую струей, а он не может отойти, держится за меня…
Люк, тихо бормоча что-то, пытался привлечь ее к себе, но она сопротивлялась.
– Там в к-комнате был еще один ч-человек, – заикаясь, сказала она. – Кто-то еще. Я только сейчас это вспомнила.
Он внимательно всматривался в нее:
– Кто? Слуга? Друг Михаила?
Тася отчаянно затрясла головой:
– Не знаю. Но он был там в это время. Он был частью моего видения, я в этом уверена… – Она оборвала фразу, потому что дверь в примерочную отворилась.
Растерянная Гэйби стояла на пороге.
– Миледи? Мне показалось, что я слышу крик…
– Боюсь, это я испугал свою жену, – ответил ей Люк. – Разрешите нам побыть несколько минут вдвоем.
– Да, милорд. – Смущенная Гэйби, пробормотав извинения, удалилась.
Люк снова перевел взгляд на Тасю:
– Ты помнишь, как он выглядел, этот другой человек?
– Я…, я не уверена. – Тася прикусила губу, стараясь успокоиться. – Я не хочу о нем думать…
– Какой он? Старый или молодой? Темный или светлый? Постарайся вспомнить.
Закрыв глаза, Тася втянула воздух и попыталась удержать в памяти тающий образ.
– Старый…, и высокий. Больше я ни в чем не уверена. – Ей было холодно, озноб пробирал до костей. – Я не могу больше, – прошептала она.
– Ладно. – Люк прижал ее к своей широкой груди и наклонился над ней. – Не бойся, – сказал он шепотом. – Ничего не изменится, если будет известна правда, какой бы она ни была.
93 
