— Мы нашли его… вы меня поняли, — объяснил советник. — Ваш отец…
Принц кивнул.
На другом конце площади Лайшам по-прежнему беседовал со своим генералом. Потом он бегом вернулся к дворцу. Мужчины вновь обнялись, и колонна варваров продолжила путь на юг по разным улочкам.
— Скажите всем, — приказал вождь варваров, войдя во дворец, — чтобы все мужчины, которые в состоянии сражаться, отправились в казармы за оружием. Или пусть берут вилы, рогатины, молоты, ножи — все, что хотят.
Сенаторы воззрились на него непонимающим взглядом.
— Все — не только военные? — спросил один. — Сражаться будут все?
— Вы не понимаете, — сказал Лайшам, обеими руками сжимая рукоять Возмездия. — Нам нужны все наши живые силы. Если сентаи проникнут в город, они войдут в ваши дома. А если ваши жены попадут им в руки, их крики будут слышны далеко за пределами Дат-Лахана.
— Пусть гонцы скорее расскажут об этом всем! — крикнул кто-то.
— Да, да — и откройте казармы!
— Пусть раздадут оружие. Оружие!
— Мы должны объединиться, — сказал Лайшам, поднимая руку в перчатке. — Этот бой, возможно, станет последним, но пока хотя бы один из нас сможет держаться на ногах, он не закончится.
* * *
Змея, шипя, сделала стойку, но тут же опустилась на землю и исчезла в чаще.
Окоон в сопровождении старой служанки медленно подошел к маленькой каменной скамеечке, на которой была сестра Наджа. Она сидела неподвижно, в полном молчании, и даже не подняла головы при его приближении. Он остановился перед ней, вдохнул запах сада, провел рукой по своим редким волосам.
— Я друг Тириуса Бархана, — начал он. — Очень давний друг.
— Он…? — начала монахиня.
— Тот, кого звали Барханом, умер, — ответил Окоон, не сводя глаз с ее голого черепа. — Но Лайшам жив.
Сестра Наджа медленно встала. Ветви деревьев были еще плохо видны в полумраке, но скоро должно было рассвести. Монахиня повернулась к Тирцее и с величайшим почтением поклонилась.
— Родная моя, — прошептала она. — Можно мне так тебя называть? Мне не хватит и целой жизни, чтобы искупить зло, которая я тебе причинила. Но я хотела бы тебя отблагодарить. Я хочу этого всем сердцем.
— Я ухожу, — ответила старая служанка.
— Ты можешь остаться тут. Здесь время не будет над тобой властно.
— Я знаю, — вздохнула Тирцея. — Но я предпочитаю умереть там.
И не сказав больше ни слова, она исчезла во мраке. Окоон и Наджа с минуту молчали. Звук открываемой калитки, шум удаляющихся шагов, пение птиц в предрассветный час.
— Вы видели? — прошептала монахиня. — В наш сад не упало ни одного насекомого.
Окоон наклонился, провел рукой по высокой траве.
— Он жив, — продолжала Наджа. — Я это чувствовала.
— Лайшам — не простой смертный, — ответил найан, поднимаясь.
Они сделали несколько шагов вместе.
— Забавно, что вы это говорите, — сказала монахиня, опустив голову. — Я всегда так думала. Когда я узнала, что он вернулся, я сначала подумала: этого человека хранит Единственный. Может быть, это ересь. И все же. Он прошел через такие испытания.
— Вы ведь знали его тогда , верно?
Сестра Наджа остановилась и стала на колени перед змеиным гнездом: в нем были две гадюки, которые так переплелись, что казалось, что они — одно целое.
— Тогда больше нет, — тихо сказала она. — Прошлое существует лишь в нашей памяти. Но если вы хотите, чтобы я ответила на ваш вопрос — да, я знала Тириуса Бархана. Держите.
Она поднялась на ноги и протянула ему пергаментный свиток, который достала откуда-то из своего платья.
— Что это?
— Я думала, что он не придет, — объяснила монахиня. — Мое предчувствие меня не обмануло. Я написала ему это письмо. Если хотите, можете его прочитать.
— Я не стану его читать, — ответил найан, засовывая свиток себе за пояс. — Я не хочу ничего знать о его прошлом. Мне достаточно и того, что я уже знаю.
Они снова пустились в путь.
— Я пойду, — сказал кочевник. — Уже светает, и мы оба знаем, что это означает.
Монахиня знаком остановила его и посмотрела на него долгим взглядом.
— Как ваше имя?
— Окоон. Из племени найанов.
— Окоон, — повторила сестра Наджа, нежно касаясь его руки. — Но ведь есть и другое, верно? Другое имя. И другая история.
— Верно.
— Что-то внутри вас. Страдание. Воспоминания. Вы… добрый человек. Мне так кажется.
Найан пожал плечами и направился к каменной лесенке, которая вела к выходу. Поднявшись по ступенькам, он обернулся. Монахиня подняла руку.