95 
Настало время побывать в той аллее. Но не для того, чтобы попрощаться, – для того, чтобы поздороваться с сестрой, которой я никогда не знала и никогда уже не узнаю. С Алиной, моей единственной кровной родственницей, попавшей в водоворот событий в Дублине, усваивавшей здесь новые уроки и делавшей свой собственный нелегкий выбор. Если она столкнулась здесь хотя бы с половиной вещей, с которыми довелось столкнуться мне, я понимала, почему она делала то, что делала.
Я помню, как мама с папой дважды собирались навестить Алину. В первый раз она сказала, что болеет и поэтому очень отстала от учебной программы. Во второй раз ей пришлось посещать кучу дополнительных занятий, чтобы наверстать пропущенные лекции. Алина никогда не приглашала меня прилететь к ней, а однажды, когда я проговорилась о том, что пытаюсь экономить деньги, она внезапно сказала, что мне не стоит откладывать их, лучше уж потратить на красивую одежду, новые записи и дискотеки, на которых я буду танцевать и за нее тоже. Мы обе любили все это, и тогда я подумала, что сестра хочет сказать: мне следует развлекаться и за нее тоже, поскольку она занята учебой...
Теперь я понимаю, чего ей стоили те слова.
Зная то, что я знаю сейчас, зная о том, что бродит и скользит по улицам Дублина, стала бы я приглашать того, кого люблю, приехать сюда и встретиться со мной?
Никогда. Я бы завралась по самые уши, лишь бы держать своих близких подальше от этого.
Если бы у меня была младшая сестричка, единственный родной мне человечек, который сидит дома, в безопасности, сказала бы я ей о том, что может накликать беду на ее голову? Нет. Я бы поступила именно так, как поступила Алина: я бы защищала ее до последнего вдоха. Позволила бы ей быть счастливой и беззаботной так долго, как только возможно.
Я всегда стремилась быть похожей на сестру, но теперь я смотрела на нее немного по-другому. Охваченная новым чувством, я должна была побывать в том месте, где бывала она. В месте, которое хранит память о ней, и ее квартира для этого ни капли не подходила. Кроме запаха парфюма и персиковых свечей, я не чувствовала в квартире ничего, что напоминало бы о сестре, словно она очень мало времени проводила в том помещении, разве что спала там и говорила со мной по телефону. Там, где она училась, я тоже не ощутила нужного настроя, но я знала место, которое наверняка сохранило память о ней.
Мне нужно было попасть туда, где она опустилась на землю спустя четыре часа после звонка мне. Я должна была справиться с жутким ощущением потери, стоя в том же месте на булыжной мостовой, где моя сестра испустила последний вздох и навсегда закрыла глаза.
Патология, возможно, но выпопробуйте потерять сестру и узнать, что родители вас удочерили, а потом поговорим о чувствах и поступках. И не нужно обвинять меня в психическом расстройстве, поскольку я лишь продукт культуры, которая привыкла закапывать тела любимых близких, сажать сверху ухоженные клумбы и приходить поговорить с ними, когда на душе темно и беспокойно. Вот этопатология. Не говоря уж об эксцентричности. Собаки тоже зарывают кости.
Демаркационные линии окружали меня со всех сторон. Река Лиффи была одной из них, разделяя город не по принципу сторон света – юг и север, а, скорей, по социальным и экономическим признакам.
На южном берегу, на котором я стояла, находились Темпл Бар Дистрикт, Тринити-колледж, Национальный музей, Ленстер-хаус [21]и множество других достопримечательностей, которые вполне отвечали требованиям этого берега: богатство, снобизм, либеральность.
На северном берегу находилась О'Коннел-стрит, с красивыми памятниками и монументами, Кафедральный собор Святой Марии, здание таможни, выходящее фасадом на Лиффи, и, в основном, дома рабочих, «синих воротничков», и малоимущих.
Впрочем, все знают, что четкого разделения в нашем мире не существует, не бывает ничего абсолютного. Вкрапления того, чем славилась противоположная сторона, встречались и тут и там: богатые и фешенебельные здания на севере, бедные и заброшенные на юге, однако я говорю об общемнастроении берегов, которые очень отличаются. Сложно объяснить это тому, кто не бывал на обоих берегах этой реки, не смотрел и не слушал, не оглядывался по сторонам, прогуливаясь и замечая отличия.
Таксисту, который отвез меня на северный берег, очень не понравилась идея оставить меня в одиночестве на Ален-стрит, но я откупилась от него щедрыми чаевыми, и он уехал. Я видела слишком много по-настоящему страшных вещей в темном заброшенном районе, чтобы испугаться того, что могло поджидать меня здесь, по крайней мере, при свете дня.
95 
