— Никогда.
— Скоро полнолуние! Ты думал об этом, оборотень? Осталось всего десять дней!
— Знаешь дату так же хорошо, как и я, а?
— Ты будешь не в состоянии контролировать себя. Нападешь на меня. Я узнавала, что делает твой вид.
— Я ни за что не причиню тебе вред. Пока ношу это, — Гаррет указал на серебряный браслет на руке. — Я не потеряю контроля над собой.
— Как он действует? — Люсия подозрительно осмотрела украшение. — Где ты его достал?
— Ведьмы… — Ликан, казалось, едва сдержал дрожь. — Браслет заговорен так, что я не обернусь, даже если захочу сделать это не владея собой.
— Помнится, ты говорил мне, что никогда не будешь иметь дело с ведьмами.
— С тех пор мой двоюродный брат женился на одной из них, вот я и обратился к ним с просьбой. Сделал это ради тебя.
Против воли Люсия почувствовала, что смягчается по отношению к ликану. Она знала, чего ему это стоило.
— Давно он у тебя?
— Около десяти месяцев. А что?
— Как ты смог удержаться вдали от меня в первые два полнолуния?
— Нашел выход, — ответил Гаррет, пожимая плечами.
— Ты… причинял себе боль?
— А ты за меня волнуешься?
— Я не бесчувственная, МакРив.
— Я справился. Это — все, что тебе нужно знать.
С помощью других женщин?
Люсия представила, как клан Гаррета приводит к нему женщин, чтобы те удовлетворили его. Она отбросила эту мысль, даже не пытаясь понять, почему та обожгла ее, словно кислота, пузырящаяся на нежной коже.
— Ты уверен, что браслет способен удержать тебя от превращения в… волка?
Гаррет поднял бровь.
— Он срабатывал большую часть года.
Так как валькирия все еще с сомнением смотрела на него, он добавил:
— Они дали на него гарантию Дома Ведьм.
Тогда это точно сработает.
— Волк, значит? И что ты знаешь о моем обращении?
— Я навела справки, когда выяснилось, что я твоя пара.
Он поднялся, приближаясь к ней.
— Ну-ну, давай послушаем.
— В общем, ты потеряешь разум, превратишься в дикого зверя, выслеживающего меня до тех пор, пока не возьмешь неоднократно, кусая мою шею и помечая как свою собственность. Ничто не остановит тебя, никакая клетка не удержит. Я что-нибудь упустила?
— Да, Лауша. — Окинув ее взглядом, он низким голосом произнес: — Тот факт, что тебе это понравится.
Всего лишь упоминание о метке на ее теле заставило Гаррета стать твердым, как сталь. Эта потребность сжигала его душу.
— Так, ты хочешь знать правила или нет?
На ее свирепый взгляд МакРив отчеканил:
— Теперь я твердо убежден, что ты жаждешь вернуть свой лук. И все признаки указывают на то, что тебе необходимо мое… знание. Поэтому ты соглашаешься и позволяешь мне обладать тобой каждую ночь, которую мы проведем на борту. А также во время гроз с громом и молнией, чтобы замаскировать твой…
— Этого никогда не произойдет! Так значит в состряпанных тобой правилах романтических отношений мои нужды и желания не имеют никакого значения?
— Да, если ты отказываешься признаваться, чего действительно хочешь и желаешь. Мое чутье кричит мне, что ты жаждешь меня до боли. Я ощущал это в тебе, черт, да я чувствую это прямо сейчас. Я не буду знать покоя, пока не дам тебе облегчения.
— Я не просила этого! Не просила тебя…
— Ты просишь каждый чертов раз, когда оказываешься рядом со мной, красавица, — Гаррет приближался к ней до тех пор, пока их тела почти не соприкоснулись. — Никогда не сомневайся в этом даже самую малость.
Люсия пристально смотрела на него, приоткрыв рот, едва дыша.
— Знаешь, каково это, обонять твое желание? Оно притягивает меня, заставляя жаждать тебя до безумия, а затем ты отталкиваешь меня. Ты можешь вообразить себе чувство неудовлетворенности, Лауша? Уже год оно снедает меня.
Склонившись к ее шее, ликан тихо проурчал: — Или каково это, найти свою женщину после многих долгих столетий, а потом остановиться за миг до того, как войти в нее? — И на ухо ей прошептал: — Я не могу сосчитать, сколько раз воскрешал в памяти ту ночь, фантазируя, как погружаюсь в твое трепещущее тело. Мысленно я пометил тебя уже тысячу раз. А по выражению твоего лица, девушка, я вижу, что был не единственным, кто воображал нас вместе.
— Нет! — выкрикнула Люсия, в то же время неотрывно глядя на его губы и облизывая свои. Бедра валькирии предательски качнулись к нему, отвердевшие соски острыми бугорками отчетливо проступили на красной рубашке. — Отпусти меня!