Он сурово взглянул на неё сквозь соломенные волосы до странности тёмными для синего оттенка глазами.
— Внемлите же, ибо отмщение в руце Моей, и Аз воздам, аще кто преступит закон Мой.
Джинни попятилась.
— Это ещё откуда?
— Не знаю. Но я услышал эти слова, когда зажмурился.
— Почему ты сбежал из Зала?
— Потому что Дамблдор говорил обо мне. И я чувствовал, как все вокруг таращатся! Зло во плоти, — он резко хохотнул.
— Никто на тебя не таращился, — стараясь удержать гнев, возразила Джинни. — И даже в мыслях ничего подобного не держал.
— Я держу.
— Вот и прекрати. Сколько ты собираешься пытать себя, Симус? Сколько собираешься пытать меня?! — она немедленно поняла — последняя фраза была лишней.
— Ты не обязана оставаться со мной, Джинни, — отрезал он. — Я пойму, если ты уйдёшь. Любой бы понял.
Она полуприкрыла глаза и вновь увидела Liber-Damnatis и чернильную кровь дневника, пятнающую пальцы, пока Джинни вытаскивала его из огня, и страницы, что испуганными птицами бились в руках, когда она отдирала их от корешка.
Ненавижу тебя, Том.
— Но Симус! Я хочу, чтобы ты поправился! Мне нужно, чтобы ты поправился!
Он поднял на неё глаза:
— Зачем?
Мгновение колебания — и…
— Потому что я люблю тебя.
Его лицо сразу смягчилось.
— Джинни… — Симус убрал с её лица волосы, погладил по скуле, на миг превратившись в того веснушчатого мальчишку, который перед Рождеством целовал её за кладовкой с квиддичным инвентарём и приглашал к себе в Ирландию, чтобы познакомить с роднёй…
Речь об этом с тех пор не заходила — то ли он больше не доверял Джинни, то ли сторонился своих обожающих сына и совершенно сбитых с толку родителей — тем только было очевидно, что с сыном неладно, но вот что именно?..
Само собой, никто этого толком не знал, даже сам Симус. Его терзали кошмары, странные голоса нашёптывали что-то ночи напролёт, обрывки слов и образов обращали жизнь в ад наяву. И лишь Джинни дарила ему утешение, лишь она стояла меж ним и тьмой.
Она прильнула щекой к его ладони:
— Наверное, тебе стоит отдохнуть. Давай вернёмся в гостиную…
— Я бы прогулялся. Может, сходим в розовый сад?..
— Нет! — перебила она так резко, что Симус аж отдёрнул руку. Сад, полный льдистых лучинок-звёзд, розы в снегу… — Там холодно, — неуклюже заоправдывалась она. — Мне тогда надо хотя бы мантию набросить…
Его глаза помрачнели, он отступил.
— Не стоит. Мне не мешало бы побыть одному, — Симус развернулся и зашагал прочь, напряжённо расправив плечи.
Вонзив зубы в нижнюю губу, Джинни смотрела ему вслед.
…Беги же, беги за ним, он так этого хочет! — твердил разум, но усталость связала её по рукам и ногам. Ей тоже захотелось одиночества — без беспрестанного контроля за каждым жестом или колебанием настроения, без постоянной готовности прийти по малейшему намёку на то, что он в ней нуждается, — просто рухнуть в гриффиндорской гостиной на какую-нибудь кушетку у камина, закрыть глаза и…
— Лично мне, — зазвучал за спиной протяжный голос, — спич Дамблдора показался скучным. Я вообще предпочитаю во время них дремать. Но закатить истерику в Большом Зале — это, конечно, впечатляюще, хотя, возможно, и не слишком практично…
— Не пори чушь, — буркнула Джинни, разворачиваясь навстречу приближающемуся по коридору Драко. Ей давно не доводилось смотреть на него в упор, и вид Драко её поразил. Она-то помнила его таким, каким он сидел у её кровати в ночь, когда она, едва не умерев, отыскала противоядие: худой юноша с запавшими глазами, вокруг которых залегли тёмные, словно чернильные, тени. Теперь ничего этого не было, измождённость исчезла. От того Драко остался лишь широкий шрам на левой руке да яркий серебристый блеск в глазах.
— А я и не порю, — возразил он.
— Порешь, порешь. Ты прекрасно понимаешь, почему я выбежала из зала — уж вовсе не от скуки.
Он приподнял брови:
— Какая внезапная откровенность!
— Симусу стало нехорошо, — объяснила Джинни, — нужно было проверить, как он.
Драко развёл руками, и Джинни увидела шрам, крестом рассекавший его левую ладонь.
— А ты ведь стала такой же, заметила?