Драко молчал, глядя в сторону, и молчание было куда страшнее, чем, если бы он перебил или заорал на неё.
— Ах, да — ты же ненавидишь, когда тебя в чём-то обвиняют, — горько вздохнула Блез. — Как же я могла позабыть?
— Дело не в этом. — Драко поднял глаза, и у неё появилось ощущение, что он заметил её только сейчас. — Просто, мне никогда не приходило в голову, что я с тобой поступаю неправильно. Прости.
Блез замерла. Какая-то часть её упиралась, не желая принимать извинения, — после всего того, что он сделал с её любовью, это казалось сущим пустяком. И она всё ещё злилась. С другой стороны, девушка была вынуждена признать, что он не заставлял её влюбляться, — она сама сделала выбор, ведь он спас её. А ещё он был чудо, как хорош, а она — достаточно неугомонна и всегда хотела чего-то «этакого». И он как раз и был «этаким».
— Может, ты захочешь помочь и моим друзьям? — спросил он.
— Только не надо пытаться меня оскорбить, — вскинула подбородок Блез — Я им уже помогла.
— Да, я в курсе, что ты выяснила, где находится Нора. Сможешь ещё раз найти туда дорогу?
— Если в этом есть необходимость.
— Есть. Я бы хотел, чтобы ты переговорила с Джинни.
Блез внутренне передернулась. Да, Гермиону она не любила, но, скрепя сердце, всё же уважала. Как ни крути, та была исключительной. А бестолковая Джинни Уизли и то, как она пялилась на Драко… — её от этого просто тошнило.
— И о чём же я должна с ней разговаривать?
— Передашь ей всё, что рассказала мне, — написав на клочке пергамента вытащенным из кармана пером несколько слов, Драко свернул его и сунул Блез. — И передай ей вот это, а то она не поверит, что тебя послал я.
— А что, если я прочитаю? — сухо поинтересовалась Блез.
— Знаешь, что говорил мой отец? Не подглядывай в замочную скважину, а то можешь расстроиться от увиденного, — уголки губ Драко чуть приподнялись. — Читай, если хочешь.
— Я уже расстроилась.
Он улыбался, и в выражении его лица, в его взгляде неожиданно появилась удивительная мягкость:
— Не устаю тебе удивляться: встала на сторону добра. Спасаешь мир. Надо же…
— На весь мир мне наплевать. Для меня важен ты. Ведь я всё ещё люблю тебя. Меня не волнует, любишь ли ты меня в ответ, ты испорченный эгоист и — Господь свидетель — не заботишься ни о ком, кроме себя. Наверное, ты не заслуживаешь любви — и всё же я люблю тебя, и только это имеет для меня значение. И вообще, — это моё дело.
Драко чуть склонил голову, не сводя с неё нервирующего взгляда, полного осознания чего-то… Его лицо, знакомое ей до последней чёрточки, оставалось лицом чужака: она знала о том, что под глазом у него шрам — но не ведала, откуда тот взялся.
— Я всегда говорил, что ты такая же, как я.
Блез засунула его записку в рукав.
— Я отправлю сову. Расскажу, что там поведала Джинни, — он кивнул, к её удивлению, вдруг коснулся её лица и, откинув волосы, поцеловал в щёку. В этом поступке не было ничего романтического, но она была просто потрясена. — Спасибо. Только никаких прозрачных трусов.
— Договорились, — слабо улыбнулся Драко.
Блез развернулась и пошла прочь, когда её вдруг окликнули. Не Драко. Это был женский голос. Повернувшись, она увидела торопящуюся к ней Гермиону, закутанную в тёмный зимний плащ.
— Тебе чего? — нахмурилась Блез.
Чуть запыхавшись, Гермиона остановилась перед Блез и подняла голову.
— Хочу показать тебе вот это, — Гермиона откинула назад капюшон, и зелёные заколки сверкнули в её буйных локонах. — Я хочу, чтобы ты знала, что я ношу их.
— Замечательно. Приятно видеть, что не все гриффиндорцы законченные идиоты, как кажется на первый взгляд.
Гермиону не смутили резкие слова, что позволило Блез предположить, что та уже привыкла к выходкам Драко.
— Я хочу, чтобы ты знала — я тебе верю.
Блез было нечего сказать — она молча кивнула и быстро пошла прочь, чтобы Гермиона не успела заметить, как покраснела слизеринка. Ведь слизеринцы не краснеют.
* * *
Гарри никогда в жизни не задумывался о том, какими могут быть номера в волшебном борделе, так что первая мысль при взгляде на них была довольно странной: «Никогда бы не подумал».
И впрямь, — даже в том лихорадочном обалдении, в котором он находился, Гарри поразился пустоте, столь бросающейся в глаза, по сравнению с богатством и яркостью коридора. Провожатый подвёл его к двери, номерок на которой сообщал, что это комната 34. Замка не было: юноша тронул кубиком дверную ручку, и дверь распахнулась.