Расслабленность ладони Гермионы здорово напугала Драко: подняв к ней взгляд, он поразился выражению её бледного лица: несчастное, но собранное. Драко слегка притормозил, и они отстали от остальной группы, чего Блэкторп, находящийся на грани истерики и шёпотом отдающий команды своему отряду троллей, не заметил.
— Гермиона, ты как?
— Да я-то в порядке, — тихо ответила она. — Я за тебя беспокоюсь: уже прошло два часа, как ты принял противоядие. Нам надо возвращаться.
— Со мной всё хорошо, — ответил он. Сердце заколотилось в груди: если противоядие и, правда, заканчивало своё действие, он мог бы попробовать. Может, это и не помогло бы — но он хотя бы мог проверить…
Гермиона высвободила свою руку из его ладони:
— Мы можем воспользоваться портключом…
— Нет, — отрезал Драко и слегка отодвинулся, поймав на себе обиженный взгляд. Он постарался очистить свой разум — что было непросто, потому что нужно было идти, не налетая на стенки, но долгие годы фехтования не прошли впустую: он научился сосредотачиваться в любых обстоятельствах. Ведя одной рукой вдоль стены, он изо всех сил сконцентрировался, и, внезапно, во мгле вспыхнула узенькая полоска света. На него рухнуло какое-то шепчущее пространство — так шептали призраки Серых Долин. Драко изо всех сил вслушался…
Резкая боль в руке. Он порезался. Больно.
— Чёртов замок… Лезвие погнулось. Ну-ка, а если другое… Сириус бы посмеялся, если…
— Драко! — окликнула его Гермиона, резко вернув к реальности. — Да что с тобой?
— Я же сказал — ничего! — яростно рявкнул он в ответ.
Она прикусила губу:
— По тебе не скажешь.
Драко глянул вперед: Блэкторп всё ещё совещался со своей охраной, уйдя в это с головой.
— Так, я пошёл. Задержи их в кабинете, насколько возможно. Наплети что-нибудь… Скажи, что я пошёл проверить странный звук… В общем, неси, что хочёшь.
Голос Гермионы сорвался на шёпот, она намертво вцепилась в его рукав.
— Кажется, мы договорились, что я не говорю по-английски…
Но Драко уже развернулся и со всех ног бежал по коридору назад. Завернув за угол, он замедлил шаг: он задыхался, в груди болело. Будь у него противоядие… Но нет — противоядие блокировало его возможность находить Гарри. А ведь тот совсем рядом, Драко это чувствовал. Он опустился на стул — чёрный лак и орех с инкрустациями — наверное, эпоха Людовика XV (страшно дорогая штука) и снова попробовал сосредоточиться. В этот раз было легче.
Он припомнил, как восемь месяцев назад, в Имении, размышлял о связи, существовавшей между ним и Гарри. Она напоминала тонкую холодную нить. То же чувство посетило его и сейчас: тонкая, неосязаемая ниточка, сотканная из пыли и праха.
За поворотом оказалась лестница, и Драко запрыгал через две ступеньки, игнорируя растущую боль в груди. Он спрыгнул на пол, отозвавшийся стуком на удар его ботинок, и снова побежал. Двери, кругом одни двери — и никаких надписей, но теперь это было неважно: он знал, куда направляется, он знал, знал, где находится Гарри, в какой комнате — словно, был там же. Руки тряслись от напряжения и возбуждения, когда он задёргал дверь. Разумеется, она была заперта.
Отступив, Драко положил на дверь руку и глубоко вздохнул, прекрасно зная, что ему запрещено этим заниматься, нельзя использовать магию. Ни для этого, ни для чего другого. Впрочем, сейчас уже ничто не имело значения: он был у цели, а в груди нарастало странное, рвущееся на волю чувство. Гарри всегда держал своего внутреннего зверя на цепи, боясь, что не сумеет с ним совладать — Драко же в цепи никогда не нуждался. И теперь тоже. Он положил руку на дверь и толкнул.
Заклинание сорвалось с его пальцев с такой силой, что он решил, что кости прорвали кожу. Вены вспыхнули огнём. Дверь дёрнулась и с грохотом упала внутрь, увлекая Драко за собой. Споткнувшись, он растянулся у ног Гарри.
* * *
Колдун хотел немедленно убить свою жену-суккуба, но сообщение о её беременности изменило его планы. Нет — мысль о том, что у него будет дочь не вызвала никаких сентиментальных чувств. Просто она была его частью — его кровью, его плотью. Значит, он сам должен решить её судьбу.
В самом большом зале своего замка он построил клетку — золотую клетку. И поместил туда суккуба, сковав золотыми цепями — и она угасала там, пока не умерла, отравленная ядом металла. Но младенец в её чреве вырос здоровым, а суккуб распался во прах, который муж развеял по ветру.