Силы покинули Драко, и он упал на спину, стискивая её в объятиях; они рухнули на пол, запутавшись в собственных руках и ногах, он слышал, как Гермиона охнула от удивления, но прежде, чем успел спросить или сделать что-то, она успокоила его, коснувшись пальцами его губ.
— Стоп, — у неё был решительный и серьёзный вид. — Я сделала тебе больно?
— Да.
Она склонилась над ним, и её тёмные волосы накрыли их обоих.
— Прости, — шепнула она, коснувшись щекой его щеки, он ощутил на губах соль её слёз и подумал, что впервые за десять лет он вот-вот разрыдается. Драко, словно видел их обоих со стороны, словно какая-то часть его реяла над ними, равнодушно наблюдая за происходящим: белокурый юноша лежал на полу, а рядом с ним лежала темноволосая девушка. И вдруг он представил третью тень, метнувшуюся и улегшуюся между ними — но от этого лишь ещё чётче осознал, что на самом деле никакой тени вовсе не было.
— Прости, — снова повторила она и поцеловала его лицо, шрам под глазом, потом, взяв его руку в свою, поцеловала ладонь с яростным шрамом. Сердце колотилось у Драко в груди, каждый удар отзывался болью, словно оно вот-вот разорвётся пополам, кровь огненной рекой устремилась к тому месту, где её губы коснулись пульса на запястье. Он словно падал.
Он притянул её к себе, и она упала на него. Было бы неправдой сказать, что он никогда не рисовал в своём воображении подобную картину: он был слишком слизеринцем, чтобы держать под контролем своё собственное воображение. Да, и можно ли было винить его в том, что он никогда не делал на самом деле?
Всё его естество протестовало против предательства Гарри — даже сейчас эта боль горела в нём, как продолжает гореть солнце перед уже закрытыми глазами. И теперь она смешалась с болью от холодных каменных плит, впивавшихся в его кожу, гнувших его кости, с болью от удара об пол, с болью от разрезанной руки, стиснутой между их телами. И боль эта напоминала зимний мороз — сладкий и пронзительный.
Её руки легко и беспокойно касались его: она дотронулась до лица, пригладила волосы, словно бы пыталась привести их в порядок; она что-то шептала, когда он целовал её, — это был нежный, тихий звук, с каким, наверное, укрывает землю падающий снег. Он целовал её шею, закрытые глаза — она вздрогнула и села так, чтобы он мог дотянуться до её губ. Медленное и чувственное ощущение скольжения и падения пропало, словно просочился сквозь пальцы песок. Драко почувствовал настойчивость Гермионы, когда она придвинулась к нему и крепко обняла за шею. Он перекувырнулся, обхватил её ногами и притянул к себе, чувствуя, как её грудь прижимается к его груди. Он знал, что они должны остановиться — остановиться прямо сейчас… Но… то ли болезнь и усталость убили в нём остатки воли, то ли он, на самом, был совершенно омерзительным типом — как, собственно, Гарри всегда и думал — то ли всё дело было в том, что теперь Гарри всё равно уже ненавидел его… так что терять уже было нечего… Словом, Драко не видел причины, чтобы останавливаться и не сделать того, что хотел.
Его рука, сдавленная их телами, ещё пульсировала тусклой болью, когда он спустился пальцами от её ключиц к пуговкам пижамы и начал их расстегивать — одну за другой. Сначала ему показалось, что это боль в руке не дает ему расправиться с ними быстрее, лишь спустя некоторое время он понял, что ему что-то мешает. Драко нетерпеливо попытался схватить и устранить помеху — но та выскользнула из его пальцев и ударилась о мрамор пола, издав стеклянный хруст. Только теперь он сообразил, что это было.
Гермиона ахнула и, повернувшись, подхватила предмет с пола:
— Моё кольцо… — оно не разбилось, но вдоль него пробежала тонкая трещина, разделив на три кусочка. — Всё в порядке, я могу применить заклятье Reparo…
— Можешь? — переспросил Драко. Голос его был ровен, лицо ничего не выражало, но она видела, как скачет жилка на его шее. Приподнявшись на локтях, он смотрел на неё, на то, как она обмотала цепочку вокруг руки и сжала кольцо в кулак. Неожиданно она ощутила вес его тела, придавившего её к полу. Хотя оба юноши имели почти одинаковое сложение, они всё же были очень разными: Гарри был тоньше и тонкокостнее, как птица, весь составленный из лёгких касаний, спутанных волос и безыскусной искренности. Драко казался более плотным и мускулистым; его живот — в отличие от впалого у Гарри — был плоским и ровным, волосы — жёсткие у Гарри — струились нежным шёлком… Но во всём остальном юноши были похожи.