Том взглянул на него из-под полуприкрытых век — несомненно, страдая от боли, этот вид был знаком Люциусу: бесконечное количество мучительных преобразований, в результате которых сами кости его под кожей истаяли и изменились, прошли на глазах Малфоя. Судя по всему, сейчас изнывающий от мучений, Том с трудом мог удерживать себя в вертикальном положении.
Люциус почувствовал под ложечкой нежный укол приятного возбуждения.
— Мне нужно, чтобы ты её спас. Ибо, если она умрёт, я умру тоже. Мы — скованные одной цепью, — он опустил взор к девушке в его руках, и странное выражение исказило черты: отвращение и ликование одновременно. — Мы с ней едины, и узы наши неразрывны — и даже смерть не разлучит нас…
— Вот, значит, как?.. — Люциус отвернулся, чтобы утаить выражение своего лица, и изобразил, будто ищет на столе волшебную палочку. Сердце норовило выскочить из груди: Том никогда не приходил к нему так — нуждаясь в помощи, да ещё сюда, в Имение, где сами стены питали Люциуса силой. — Забавно…
Том застонал, и, повернувшись уже с палочкой в руке, Люциус обнаружил его опустившимся на колени. Он баюкал и баюкал девушку у груди, склонив к ней лицо; светлые волосы перепутались с её почти алой рыжиной. Его грудь, манжеты — всё было пропитано кровью, и Люциус мельком подивился, чья это кровь, — Тома или же Джинни. На ней самой крови почти не было — разве что в волосах да на кажущемся мраморным горле. Сейчас они до странности напоминали некую извращённую «Пьету»: юный убийца с бесчувственной девой на руках.
Том следил за Люциусом: тот развернулся от стола, губы чуть дрогнули, приподнявшись в насмешливом оскале.
— Ну же, Люциус, кретин, — чего ты ждёшь?!
Малфой вращал палочку в пальцах, а в памяти ясно, будто наяву, всплывала тёмная, точёная фигурка другого юноши. Палочка всё крутилась и крутилась в изящных бледных пальцах, а на губах расцветала улыбка — высокомерная, надменная, не прощающая ни изъянов, ни слабостей…
— Люциус! — крик Тома захлебнулся бульканьем. — Займись ею! Она же умирает — разве ты не видишь?!
— О, да, — я прекрасно это вижу, — палочка не прекращала движения ни на миг. Глаза Тома стали синее, чем обычно. Они с Люциусом стояли друг напротив друга, однако Малфой, старательно смотрел мимо, ощущая себя под защитой Имения, окружавшего его, дарующего ему силу; под защитой струящейся в крови магии.
…Я — Хозяин Имения Малфоев! А полуживой мальчишка на коленях, кем бы там он ни был ныне, — лишь оболочка того, кем он являлся когда-то…
Люциус поднял палочку, глаза Тома распахнулись, сжимающие Джинни руки дрогнули, однако Малфой уже говорил:
— Exige!
Имение взревело; Люциус едва успел шарахнуться назад, как библиотека буквально лопнула по швам, и взметнувшиеся огромные каменные плиты замуровали Тома и Джинни в неприступном мраморном склепе.
* * *
Гарри прочёл письмо. Раз, другой, а потом — хотя уже почувствовал приступ тошноты — третий. Похоже, до него пергамент изучали неоднократно: он весь истончился, протёрся на сгибах до дыр, а чернила смазались.
— Я этого не писал, — Гарри попытался вернуть его Драко.
Тот не шевельнулся, чтобы взять.
— Конечно же, ты.
— Нет, — возразил Гарри, поражаясь, насколько обыденно протекала беседа, — будто это была самая рядовая дискуссия, проходящая отнюдь не на морозном поле под звёздной бездной. — Не я.
— Гермиона проверила письмо, — сообщил Драко, не сводя с Гарри серых мерцающих глаз, — и выявила автора. Тебя.
— Часть слов действительно принадлежит мне, однако они переставлены… Хотя… кто бы это мог сделать и как — понятия не имею…
— Значит, понятия не имеешь… — ровным голосом заметил Драко, однако с трудом шевелящиеся губы и отчаянно пульсирующая жилка на шее выдавали его с головой. — Кто-то пришёл и подменил написанное тобой письмо, что-то накарябал взамен — и ты понятия не имеешь, как это могло случиться.
— Именно так.
Тон Гарри был спокойным, однако мозг лихорадочно работал: несомненно, существовали слова, которые он мог бы сказать, — способные сломать выстроенные за стенами стены, которые Драко нагромоздил, пытаясь защититься от Гарри. Если б только он позволил…
— Можешь меня веритаснуть.