Снова прижавшись губами к ее губам, он стал нежно покусывать и щекотать их языком, не нарочно, но кожа ее стала слишком чувствительной. Она крепче прижалась к его губам, чтобы это покалывание прекратилось. Он, должно быть, подумал, что она пытается заставить его действовать быстрее, потому что страсть, которую ему чудесным образом удавалось держать под контролем, внезапно вырвалась на свободу. Поцелуй его стал жадным и затянул ее прямо в тот самый обжигающий вихрь.
Ее собственное желание достигло пугающего предела, но только потому, что она не знала, что способна на такое. Она не была против, просто это оказалось так неожиданно. Хотя, учитывая, сколько она мечтала об этом, она вовсе не должна была удивляться. И она не смогла бы придумать более подходящего места для претворения своих фантазий в жизнь. Теплый, тропический остров, обдуваемый нежным морским бризом. Это место было реальностью, а потому гораздо, гораздо лучше любого другого.
И уединеннее. Здесь не было дверей, которые так и норовили открыться, чтобы прервать их. Эта мысль никогда не оставляла ее. Здесь же остановить его могла только она сама, но вовсе не собиралась. То, что она якобы была ему обязана, на самом деле было лишь предлогом. Она слишком часто думала об этом, чтобы и дальше жить, так и не узнав, на что это похоже. И во всем мире не было ни единого человека, с которым ей хотелось бы испытать это сильнее, чем с ним.
Он расстегивал пуговицы ее ночной рубашки, не прерывая поцелуя. Она бы и не заметила этого, если бы тыльная сторона его ладони не задела ее грудь. Правда, пуговиц было чересчур много, потому что на ней была не обычная ночная рубашка, а тонкий халат, застегнутый от шеи до пят, который она предпочитала другим, потому что он был гораздо мягче одежды из хлопка.
Он скоро поймет это. Заставит ли его страсть забыть о сдержанности и сорвать с нее рубашку, чтобы покончить с этим? Она надеялась, что нет, потому что ночная рубашка — это все, что оставалось у нее из одежды. Но мысль исчезла, как только ладонь его скользнула под ее одежду и погладила ее бедра, а затем скользнула между ними.
О, Господи, она была слишком чувствительна для этого! Одно случайное прикосновение к ее груди заставило ее соски затвердеть. Но это, его палец на средоточии острого чувственного удовольствия! Она вздрогнула. Она ничего не могла поделать, она не могла сдерживаться! Он сделал это еще раз. Она снова изогнулась, теснее приникнув к нему, затем отодвинулась, выдохнув в его губы. Ей показалось, что она почувствовала, как его губы сложились в улыбку, прежде чем он скользнул в нее пальцем.
Она ахнула и взорвалась ощущениями. Все произошло так быстро, внутри нее словно что-то лопнуло, и исступленный восторг растекся из ее лона, пульсирующего вокруг его пальца, опустошая ее, медленно, восхитительно. Она была так изумлена, почти шокирована.
— Что это было? — выдохнула она.
— Только начало, — ответил он, осыпая ее лицо нежными поцелуями.
Он встал, чтобы раздеться. Они еще не закончили? Ее снова охватило возбуждение. Она быстро расстегнула свою рубашку, но не сняла. Она станет для них прекрасным одеялом на песке, подумала она, прежде чем подняла взгляд, и все мысли вылетели у нее из головы.
Бойд стоял перед ней, обнаженный, он только что скинул свои брюки на землю. Глаза ее широко распахнулись. Она всегда думала, что у него красивое тело, почти идеальное, по ее мнению, но на самом деле оно было просто великолепным. Длинные, стройные линии, бугрящиеся мускулами. Широкая грудь, слегка поросшая золотистыми волосами, которые заканчивались чуть ниже сосков. Живот его казался таким твердым, словно в нем не было ни единого уязвимого местечка. Она подумала, что могла бы стоять на нем, не причинив ему никакого вреда. Даже его бедра были обтянуты мышцами, крепкими, сильными, да, с ним не побегаешь наперегонки! А руки, которые обнимали ее, как только ему удавалось не раздавить ее?! Его плечи и руки были такими мускулистыми. Неудивительно, что он носил рубашки с широкими рукавами. Будь они чуть поуже, и тут же стали бы расходиться по швам.
Все это она подметила одним взглядом, но глаза ее были прикованы к его копью, выступавшему над бедрами, его мужскому достоинству, и в ее голосе явно слышалось благоговение, когда она сказала:
— О, Боже, какой удивительный отросток.
Он замер, услышав ее слова. Неужели ей не стоило говорить этого? Может, она его ошеломила? Ей было все равно. Ее слишком мучило любопытство, чтобы молчать, и да, сама она была ошеломлена. Она не ожидала ничего подобного, особенно после того, что недавно видела у тех статуй в Англии, у некоторых из них. Все они изображали эту удивительную часть мужского тела такой крохотной, едва заметной. Как обманчиво! По сравнению с ними Бойд был огромен, и все же странно, но ее это не пугало.