— Боитесь принять пари? — спросила Суини.
— Конечно, нет!
— Тогда попробуйте. И вот что еще я вам скажу. Можете не ограничиваться моими работами. Возьмите что-нибудь из классики, скопируйте Уистлера, Мане, Ван Гога. Полагаю, уж они-то достойны вашего громадного таланта.
Щеки ван Дерна залились тускло-красным румянцем. Он смотрел на Суини, не в силах ни переспорить ее, ни найти удобного предлога отказаться от пари.
— Я зайду позже, — натянуто проговорил он, бросив взгляд на Кандру. — Когда у вас будет больше свободного времени.
— Непременно, — холодно отозвалась Кандра, не слишком стараясь скрыть раздражение. Когда за ван Дерном закрылась дверь, она повернулась к Суини. — Мне очень неловко. Порой он ведет себя как на редкость самонадеянный болван.
— Если не поставить его на место, — согласилась Суини.
Кандра улыбнулась.
— И вам это отлично удалось. Теперь он дважды подумает, прежде чем вновь спорить с вами. Сейчас на него шумная мода, но этот успех продлится недолго, и я думаю, он знает, что его дни под солнцем сочтены.
Уверенная в том, что ван Дерн считает себя пупом земли, Суини лишь пожала плечами и не стала развивать тему.
Кандра вновь обратилась к холстам и, рассматривая их, то и дело притрагивалась к нижней губе кончиком изящного ногтя.
— Они почти сюрреалистичны, — бормотала она. — Выбор красок поистине удивительный. Некоторые оттенки сияют, как свет, проникающий сквозь подкрашенное стекло. Река, гора, цветы — все совсем другое, чем ваши прежние полотна.
Суини молчала. Она провела долгие часы и даже дни, с тревогой всматриваясь в эти холсты, и ей был знаком каждый мазок кисти. Теперь она глядела на них вновь, стараясь понять, не упустила ли чего, но все оставалось как раньше. Краски по-прежнему казались слишком яркими, перспектива была неуловимо искажена, а мазки представлялись чуть расплывчатыми. Суини затруднилась бы сказать, были ли ее картины сюрреалистические, как утверждала Кандра, или уж слишком эффектные. Возможно, и то и другое. А может, ни то ни другое.
— Мне было бы интересно увидеть и другие ваши картины, — сказала Кандра. — Если это отражает характерные особенности того что вы делали в последнее время, я хочу получить все ваши законченные холсты. Готова удвоить ваш гонорар. Может, это слишком щедрая оценка, но, по-моему, я не ошибаюсь.
Кай кивнул:
— В ваших последних холстах ощущается куда большая энергия, чем в том, что вы делали до сих пор. Посетителей они сведут с ума.
Суини пропустила мимо ушей замечание насчет энергии; это была всего лишь дежурная фраза. Но второе утверждение Кая прозвучало гораздо откровеннее: он давал понять, что ее картины имеют шанс найти покупателя. Суини испытала облегчение. А что, если она не утратила свой талант, а просто не способна судить о нем?
— Что это? — Кандра указала на папку с наброском портрета старика.
— Набросок уличного горговца, — ответила Суини. — Хочу подарить ему. — Внезапно она вздрогнула, ее прошиб озноб, а кожа покрылась пупырышками. Черт побери, как хорошо было чувствовать тепло, но это ощущение продлилось недолго.
— Я немедленно вставлю их в рамки. — Кандра вновь повернулась к холстам. — Принесите мне остальные. Я хочу устроить вашу выставку, развесить картины поближе к входу, чтобы они были лучше освещены. Тогда посетители заметят их, как только войдут. Уверена, эти картины расхватают в одно мгновение.
Возвращаясь домой, Суини ежилась от холода. Реакция Кандры на холсты принесла ей облегчение, но почему-то не слишком радовала ее. Тревога все усиливалась.
Суини добралась до угла, где обычно стоял торговец, но его по-прежнему не было. Она остановилась, с печалью размышляя, встретится ли с ним вновь. Ей хотелось подарить ему набросок, узнать, верно ли угадала в его облике уже исчезнувшие детские черты, хотелось еще раз увидеть милую улыбку старика.
— Привет, Суини, — послышался рядом с ней тихий голос.
Охваченная радостью, она обернулась.
— Вот вы где! — весело заговорила Суини. — Должно быть, заболели… — Она осеклась, и радость тут же сменилась смятением. Старик был полупрозрачным, двухмерным.
Он покачал головой.
— У меня все в порядке. Не беспокойтесь обо мне. — На его темном лице появилась дружеская улыбка. — Вы нарисовали правильно, Суини. Когда-то я выглядел именно так.
Суини молчала. Она не могла говорить. Девушке хотелось заплакать, сказать, как ей жаль, что она не нарисовала его раньше и не успела подарить ему портрет.