94 
Небо стыковалось с землей, и алое пламя солнечных дюз затухало. Черными силуэтами на золоте проступали деревья, не по-летнему голые, непристойные. И блеклое неоновое бланманже плыло по улицам.
Впрочем, люди не замечали ни неба, ни солнца, ни самой Валечки, которая курила и смотрела на них сверху. Они спешили по домам, по норам, унося тайные желания и явные деньги. Высокий беловолосый мужчина в соболиной шубе выделялся из толпы. Он шел по бордюру, отделявшему проезжую часть от пешеходной. И полы шубы хлопали, будто крылья. Валечка слышала этот звук, как и другой – заманчивый перезвон колокольчиков в косах.
Человек вскинул голову и, встретившись с Валечкой взглядом, помахал рукой. Он улыбался и даже издали выглядел довольным, как если бы исполнил давнюю свою мечту.
Правда, Валечка сомневалась, что он вообще умеет мечтать.
Спрыгнув с подоконника, Валечка торопливо сгребла свечи в таз, туда же сунула иконки и пяток фотографий с вырезанными глазами. Таз она отволокла в кладовку, впихнув между мешком с картошкой и деревянным коробом, в котором хранился реквизит.
Идиётам требовалась картинка.
В ванную комнату Валечка летела бегом. Включив холодную воду, она торопливо ополоснула лицо. Парик отправился в закуток между стиральной машинкой и ванной, где уже громоздилась куча грязного белья. Собственные Валечкины волосы с радостью освободились из плена косы, легли на плечи светлыми волнами. А ведь хороша! Как есть хороша!
И тот, который поднимался по лестнице – лифта он избегал из принципа, хотя Валечка никак не могла понять, что это за глупый такой принцип – видел ее, настоящую.
– Здравствуй, – сказал он, легко открыв запертую дверь, но порог не переступал, ждал приглашения.
– Здравствуй. Заходи.
Валечка облизала губы.
Зашел. Повернулся в коридорчике, повел носом, подбирая ошметки запахов. Их же растер пальцами, как сухие лепестки.
– Зачем тебе это нужно?
Он дважды был в квартире и оба раза задавал этот вопрос. И не менялись ни выражение лица, ни голос. Прежде Валечка отшучивалась, а теперь вдруг разозлилась:
– Как будто сам не знаешь!
– Не знаю.
– Деньги! Я зарабатываю деньги! Понятно?! Жить на что-то надо?
– Обманом?
Будь он священником или блаженным, в которых святости больше, чем в некоторых святошах, Валечка бы поняла. Но Варг – такой же ловец чужих надежд, как и сама Валентина.
– На себя посмотри, – буркнула она, и Варг послушно уставился в зеркало. Глядел он долго, настойчиво, будто желал увидеть что-то иное, чем есть на самом деле.
Выпендрежник!
– Пошли лучше чаем угощу, – предложила Валентина. – Только шубу свою сними, на кухне и так не развернуться.
Без этой груды белого меха он выглядел очень худым, почти изможденным. Синие джинсы и дешевенький свитерок болтались на его тощем теле, как на пугале. И Варг, явно ощущая неудобство, нелепость своего наряда, то и дело одергивал рукава.
Сел он у самой плиты, в полоборота к огню, и молча ждал, когда закипит чайник.
Валентина суетилась. Она готовилась к встрече и купила торт-безе, и еще колбасы, и семги, сыра с плесенью в красивой коробочке…
– Может, лучше в зал пройдем?
– Зачем? Очаг ведь тут, – Варг ткнул на синий венчик огня, что трепетал на стебле камфорки.
Плиту бы поменять… Валечка уже присмотрела: панель черного стекла с алыми кругами, индукционный нагрев, дистанционный контроль температуры, возможность программирования. Но к такой плите требовалась и кухня новая, а на кухню денег уже не хватало.
– Сколько тебе нужно? – поинтересовался Варг, проводя пальцем по хромированному боку чайника. – Сколько тебе нужно, чтобы ты перестала заниматься тем, чем занимаешься?
– Много.
– Сколько?
– Слушай, ну хватит, а? Чего тебе неймется? Ты же… ты же сам такой.
– Нет.
Ну да, якобы несуществующий номер мобильника, выжженные добела волосы, косы эти с бубенцами и косточками. Линзы, из-за которых глаза Варга кажутся неестественно-светлыми, да и кожа явно в салоне обработана.
– Нет, – повторил он, хотя Валечка вслух ни слова не произнесла. – Ты притворяешься, будто обладаешь верой и знанием. Я – обладаю.
– Верой? Или знанием?
– Всем, – он голой рукой снял чайник с плиты и плеснул кипятка в кружки. Еще один фокус? Валечку этим не пронять. Видали и не такое. – Ты умеешь писать, но не чертить руны. Рисовать, но не красить их. Читать, но не считывать знаки. Принцип в основе один. Но и слова в языке одни. Только скальдами становятся единицы. А единицы от единиц скальдов умеют словом воскрешать. Или убивать.
94 
