– Ничего не поделаешь, – отрезал Ринсвинд. – Вселенная – жестокая штука.
Он порылся в сваленном у стен скарбе и выбрал себе тяжелую изогнутую саблю, которая, очевидно, некогда была радостью и гордостью какого-то пирата. С виду сабля эта относилась к разряду того холодного оружия, которое наносит ущерб, полагаясь не столько на остроту клинка, сколько на свой вес. Ринсвинд неуклюже взмахнул саблей.
– Неужели он оставил бы такую штуку валяться где ни попадя, если бы она могла причинить ему вред? – вслух поинтересовался Двацветок.
Ринсвинд, не обращая на него внимания, занял позицию рядом с дверью. Минут десять спустя она отворилась, и он без малейших колебаний рубанул саблей по дверному проему на той высоте, где, согласно его расчетам, должна была находиться голова тролля. Клинок безобидно просвистел сквозь абсолютное ничто и впился в косяк. Ринсвинд пролетел по инерции вперед и шлепнулся на пол.
Над ним раздался глубокий вздох. Волшебник поднял глаза и увидел печально покачивающуюся голову Тефиса.
– Саблей меня не убьешь, – сказал тролль. – И тем не менее я задет. Глубоко задет.
Он протянул руку и, вырвав клинок из дерева, без видимых усилий согнул его в кольцо, после чего швырнул далеко за скалы. Искореженная сабля ударилась о камень, отскочила и, описав серебристую дугу, скрылась в поднимающемся над Краепадом тумане.
– Очень-очень глубоко задет, – заключил Тефис.
Подняв с пола у двери какой-то мешок, тролль бросил его Двацветку.
– Это оленья туша, приготовленная так, как любите вы, люди, несколько омаров и морской лосось. Окружносеть, – небрежно заметил он, – обеспечивает нас сполна.
Он пристально посмотрел на туриста, а потом перевел взгляд обратно на Ринсвинда.
– Чего вы пялитесь?
– Да просто… – сказал Двацветок.
– …По сравнению с прошлой ночью… – вступил Ринсвинд.
– Ты такой маленький,– закончил турист.
– Понятно, – осторожно проговорил тролль. – Мы, похоже, перешли на личности. – Он выпрямился во весь рост, который на данный момент составлял около четырех футов. – К вашему сведению, хоть я и сделан из воды, это отнюдь не значит, что я сделан из дерева.
– Прости, – извинился Двацветок, торопливо выбираясь из шкур.
– Вы, к примеру, сделаны из грязи, – продолжал тролль, – однако я не прохаживаюсь по поводу того, чего вы изменить не в силах. То, какими нас вылепил Создатель, уже не исправишь. Но если уж вам обязательно нужно знать, луна у вас тут гораздо более сильная, чем те, что вращаются вокруг моего мира.
– Луна? – переспросил Двацветок. – Ничего не по…
– Все вам нужно разжевать да в рот положить, – брюзгливо перебил тролль. – Я страдаю от хронических приливов.
В темной глубине комнаты звякнул колокольчик. Тефис подошел по скрипучему полу к сложному устройству, состоящему из рычагов, бечевок и колокольчиков.
Колокольчик зазвенел снова, а потом принялся отбивать странный дерганый ритм. Это продолжалось несколько минут. Тролль стоял, чуть ли не прижимаясь к нему ухом.
Когда трезвон прекратился, Тефис медленно повернулся к пленникам и посмотрел на них, озабоченно сдвинув брови.
– Вы, оказывается, куда более важные птицы, чем я думал, – заметил он. – Спасательного флота вы ждать не будете. Вас заберут отсюда флайером. Так говорят в Крулле, – пожал плечами он. – А ведь я еще и сообщение о вас не отправил. Видимо, кто-то там пил вино из орехов вул.
Он снял со столба рядом с колокольчиком большой деревянный молоток и с его помощью отстучал короткую мелодию.
– Это будет передаваться от одного дозорного к другому. Пока не дойдет до самого Крулла, – сказал он. – Здорово, да?
* * *
Она быстро приближалась, скользя над волнами на высоте человеческого роста. Та сила, которая не давала ей упасть, со всего размаха ударялась о воду, оставляя пенный след. Ринсвинд знал,что удерживает ее в воздухе. Он с готовностью признавал свою трусость и невежественность – даже толкового неудачника из него не вышло, – однако какой-никакой, а он все-таки волшебник. Ему было известно одно из Восьми Великих Заклинаний, в последние секунды его жизни за ним должен был явиться Смерть собственной персоной, и он с первого взгляда мог распознать настоящую, качественную магию.
Линза, скользящая в сторону острова, имела в поперечнике где-то около двадцати футов и была абсолютно прозрачной. По ее окружности сидело множество одетых в черное людей. Каждый из ездоков был надежно пристегнут при помощи кожаных ремней, и каждый смотрел на волны с выражением такой муки, такого страдания, что прозрачная линза казалась окаймленной химерами.