7 
- Точняк, - Толик закурил, откинувшись в кресле. – Легализоваться мы с тобой, Петька, сможем только на кладбище – надписью на надгробье.
- Вот, гляди-ка, - Петруха встал с бокалом. – Бренность бытия, какая, а? Как начинали мы с тобой с похоронного агентства в девяностые, так и закончим. Круг замкнется.
- Софокл?
- Крис Кельми.
Над тихими водами Бретани, в вечерней тиши неслось на два нестройных голоса: «Замыка-ая кру-уг, ты в глаза-а посмотришь вдру-у-уг»…
Булгаков и антисемиты
«Шурин» - высветил экран телефона.
- Косино-Ухтомское отделение Моссада слушает вас, - прогундел я.
- Э-э, - озадачился он на секунду и тут же нашелся – У нас тут надо парочку антисемитов «замочить». Можете?
- В очередь, сукины дети, в очередь…
Грехи войны
- Деда, - Севка пошевелил сучковатой палкой угли в костре. – А что, правду говорят, что убивать грешно?
- Правда, - дед затянулся папироской. – Грешно.
- А ты на войне убивал? – выпытывал Севка.
- Было дело, - кивнул дед.
- Немцев? – Севка выкатил из углей картошку.
- Немцев, - согласился дед.
- Так грех же, - прищурил Севка один глаз.
- Не-ет, - дед потушил окурок. – Тогда я родину от супостата фашистского защищал. А вот в девяносто втором взял грех на душу.
- Это как? – заинтересовался Севка.
- Аккурат девятого мая повезли нас в Москву на парад, - дед чиркнул спичкой, прикурив новую папиросу. – Ну, уж после того зашел я в пивную на вокзале. Жара стояла такая, что в горле пересыхало. Взял два бокала и, значит, к столику. А там сидит такой же – грудь в медалях…
- Сослуживец оказался? – догадался Севка.
- Ага, - дед усмехнулся в усы. – Оказалось, в одном бою мы с ним были, только по разные стороны баррикад, как говорится.
- Он за немцев воевал, что ли? – Севка подался вперед.
- Не-ет, - протянул дед. – Нас тогда трое со всего взвода из окружения вышло. Как водится, всех в штрафбат. Немцы танками пёрли, а у нас – саперные лопатки только. Конечно, кто посмелее, тот танки пропускал и в рукопашную с пехотой. А кто послабее, тот назад отступал.
- И ты отступал? – Севка подул на картофелину.
- Не-ет, - дед глотнул из фляжки. – Я в окопе остался. А Колька – земляк мой с Тимофеевки, побежал.
- Струсил? – Севка откусил кусок, обжигаясь.
- А ты бы не струсил? – покачал головой дед. – У него трое деток дома остались, мал мала меньше, вот и хотел живым вернуться.
- Так это он был? – ахнул Севка. – В пивной-то?
- Не-ет, - дед прихлебнул ещё. – Этот гад в загранотряде сидел. Он-то Кольку и положил.
- А где это? – заинтересовался Севка. – В загранотряде?
- А это сзади нас, - кивнул дед. – Чтоб не отступали.
- Так они что, по своим стреляли? – ужаснулся Севка.
- Ну, положим, своими они нас не считали, - усмехнулся дед.
- И что, он вспомнил тот бой?
- Вспомнил, - дед поднялся с бревна. - Память, говорит, тренирую с детства. Ну, я его в туалете вокзальном и придушил.
- Как? – Севка выронил картошку.
- Ремешком от брюк, - дед стряхнул пепел со штанов. – Как в разведбате учили.
- Деда, - осторожно начал Севка. – Это как-то неправильно. Нельзя было так.
- Я ж как с войны-то вернулся, - не обратил внимания на Севкины слова дед. – Так на вдове Колькиной женился. С тремя, значит, пацанами взял. Младший из них, Андрюха – отец твой. Вот такой грех, внучок, на душу принял.
- Де-ед, - протянул Севка. – А можно я эту историю в сочинении про войну опишу. Нам на лето задали.
- Я тебе напишу! – прикрикнул дед. – Мне только на старости лет осталось на нары загреметь.
- Зря, - прищелкнул языком Севка. – Я уж и название придумал – «Киллер из штрафбата».
Грехи войны - 2
Есть истории, которые западают в память с детства. И, как ни старайся, их не удается удалить с помощью хитроумных программ. Истории эти разные – веселые и не очень. Расскажу вам одну из разряда «не очень». Моя первая учительница в школе прошла через войну. Будучи подростком, она воевала в партизанском отряде. В советское время в школах были популярны «Уроки памяти». Вот, на одном из таких уроков и услышали мы эту историю.
7 
