— Вас никто не приглашает остаться, — жестко возразил Грегор.
— Что? Как ты сказал? — растерялся Говард.
— Я не хочу, чтобы вы шли в Лабиринт, Говард. Я хочу, чтобы вы доставили Марета домой и рассказали людям, что произошло. Кто-то должен это сделать. И если я не вернусь, нужно, чтобы кто-то все объяснил моей семье, — ответил Грегор.
— Ты воин, Грегор, — произнес Говард. — Но это не ты возглавляешь миссию. У меня есть приказ.
— Понятно. Но если ты попытаешься следовать за мной — я буду с тобой драться, — предупредил Грегор.
— И у тебя не будет ни единого шанса в драке против яростника и его летящего, — сказал Арес.
— Особенно если на его стороне будет крыса, — добавила Вертихвостка.
Говард растерялся.
— Ну, может, я все же смогу устоять! Может, мы с Андромедой с этим справимся!
— Пожалуйста, не надо, Говард. Прошу тебя — возвращайся домой. Я не хочу, чтобы мои мама и папа напрасно ждали, когда мы с Босоножкой войдем в дверь нашего дома, поскольку этого уже не случится. А если мы не явимся, наши родители непременно спустятся под землю, чтобы нас найти, — сказал Грегор. — И я не хочу, чтобы им пришлось это делать. И потом, люди в Регалии тоже должны все узнать. Про Люксу. Ведь теперь им придется определиться с тем, кто у них будет править, так ведь? Ведь что бы ни говорила Люкса — Нерисса вряд ли на это способна. Значит, это будет Викус, потом твоя мама, а потом ты. Но если ты погибнешь, трон перейдет к…
— Стелловет! Ох, об этом я не подумал, — сник Говард.
— Ведь ты не хотел бы, чтобы власть в Регалии перешла в ее руки? — спросил Грегор.
— Нет, конечно, нет. Я… — Говард обхватил руками голову.
Во время путешествия он потерял Пандору, а теперь и Люксу, которую, по сути, только обрел — как друга и сестру. И эта неразбериха с троном в Регалии… Он был совершенно сбит с толку и растерян.
— Я не знаю, что делать. Андромеда, ты что скажешь?
— Я не буду драться с Наземным и подвергать его жизнь опасности. Я доставлю Марета домой, — сказала Андромеда. — И тебе лучше отправиться со мной.
— Ох… — Решение давалось Говарду нелегко. — Я тоже не могу с тобой драться, — признался он.
Говард посидел несколько минут, склонив голову к земле. Затем вскочил и предпринял еще одну попытку:
— Так, ладно, на счету каждая секунда, если мы хотим, чтобы Марет остался в живых. Но ведь Андромеда не может лететь на такое расстояние без остановки — а по пути нет суши, где она сможет отдохнуть.
Это было правдой.
Некоторое время все молчали, затем заговорил Арес:
— В Кружке на поверхности воды плавают обломки нашей лодки. Они не так велики, но все еще на плаву.
— Возможно, вам удастся сделать из них нечто вроде спасательного плотика, — подхватил Грегор.
— А что это такое — плотик? — спросил Говард.
— У нас в Наземье большие суда, лайнеры и вроде того, всегда имеют на палубе спасательные лодки, — объяснил Грегор. — Это такие маленькие плотики, которые можно использовать, если вдруг корабль потерпит крушение или случится что-то непредвиденное.
— Если этот плотик будет не слишком тяжелый, я смогу нести его в когтях и время от времени отдыхать на нем, когда потребуется. И тогда я долечу, — произнесла Андромеда.
Арес вызвался поискать подходящие обломки.
— Я с тобой, — сказал Грегор. Ему нужно было остаться с летучей мышью наедине.
До Кружки они летели молча, потом Грегор заговорил:
— Ты не обязан, Арес. Идти со мной к Мортосу. Я пойду один.
— Нет. Мы пойдем вместе, — возразил Арес. — Крысы уничтожили все, ради чего я мог бы желать возвращения в Регалию. Если даже мы чудом останемся в живых и вернемся — меня в Регалии никто не ждет.
И это было правдой. Люкса и Аврора погибли, и теперь Арес остался в полном одиночестве. Он, наверно, обречен отныне сидеть в своем убежище годами, потому что никто не захочет с ним общаться. Грегор отправится со своим остывшим сердцем домой — а Арес останется и превратится в изгнанника.
— Ладно, — сказал Грегор. — Мы пойдем вместе.
Он понимал, что они больше никогда не будут говорит об этом: идти ли одному за другим в случае опасности. Он и не подумал поблагодарить Ареса — это было все равно что благодарить самого себя. Грегор понял, что этот поход — со всеми его спрутами, клещами и водоворотами, змеями, но, главное, с невозвратными потерями — изменил их обоих. Теперь они действительно породнились, теперь, а не тогда, когда произнесли свою клятву перед толпой народа.