Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
61 
Особых усилий стоило стащить сандалии из змеиной кожи: пальцы на ногах распухли и стали каждый размером с грецкий орех, а еще всюду был песок. Ему пришлось сначала сунуть ноги в воду и подержать их там — только тогда он смог отодрать повязку.
Кое-где кожа слезла большими лоскутами. Но там уже виднелась нежная розовая кожица — новая, появившаяся на смену старой.
Грегор подплыл к ручью, что падал отвесно вниз, и прислонился к камню, моясь словно под душем. Так он стоял довольно долго, пока не удостоверился, что ни песчинки не осталось на его измученном теле.
Тогда он собрал одежду и разложил ее на каменном плато, просыхать.
Появилась Люкса, она тащила за хвосты несколько больших рыбин и что-то несла в подоле рубашки. Когда она опустила подол, большая гроздь круглых желтых ягод вывалилась на землю. Она положила рыбу рядом с ягодами и выбрала самую большую рыбину.
— Я зажарю ее для Босоножки — ей нельзя есть сырую, — сказала она как ни в чем не бывало.
Трудно было не накинуться на еду в ожидании, пока Хэмнет разделит ее между всеми.
Грегор оторвал, от грозди четыре желтых ягоды. Он с опаской надкусил кожицу — и нежнейший вкус спелой сливы наполнил рот.
Посадив Босоножку на колени, он попытался сунуть ей сливу. Сначала она казалась безучастной к происходящему, но как только почувствовала во рту вкус фруктового сока — ее лицо просветлело. Она схватила Грегора за руку, выцарапала у него сливу и запихала ее в ротик, чуть не подавившись косточкой.
— Сэ — сива, — сказала она, слизывая с пальчиков сладкий сок. — Исё сива?
И Грегор с удовольствием насыпал ей еще несколько плодов в подставленные ладошки.
Рыба тоже оказалась очень вкусной.
В прошлом походе Грегор испытывал трудности с употреблением в пищу сырой рыбы — на этот раз он накинулся на прохладную плоть не раздумывая. Несколько кусков рыбы Люкса нанизала на свой меч и пожарила над огнем лампадки для Босоножки. Она даже выжала из золотых слив сок и сбрызнула им рыбу, чтобы было вкуснее.
— Попробуешь рыбку, Босоножка? — спросила она, даже не взглянув на Грегора и дуя на поджаренные кусочки.
— Дя-а-а! — закричала малышка и жадно откусила большой кусок. — А где крррыса? — спросила она у Люксы и приложила ручку к носу. — Ой!
— Ты спрашиваешь про Вертихвостку? — спросила Люкса, и Босоножка кивнула.
Грегор вдруг вспомнил, что Люкса и его сестренка в последний раз виделись в Лабиринте. И тогда с ними была Вертихвостка, у которой был поврежден ее необычайно чувствительный нос.
— Не знаю, — отвела глаза Люкса.
— О, моя славная Вертихвостка! — вмешался в беседу Живоглот. — Где вы с ней расстались, ваше величество? Готов поспорить — она лежит мертвая в Лабиринте… Ах, какая жалость! Может, у нее и в самом деле был несносный характер — и потому никто по ней и не скучает… Но нюх! Нюх-то у нее был поистине необыкновенный!
— Я, — сердито сказал Грегор. — Я по ней скучаю.
Ему нравилась Вертихвостка, и для него не имело никакого значения, что она крыса.
— О, я и забыл, что ты стал таким чувствительным! — продолжил Живоглот. — Но ведь для тебя, ваше величество, это всего-навсего еще одна мертвая крыса, не так ли?
Люкса не удостоила его ответом. Она ни на кого не обращала сейчас внимания, кроме Босоножки. Непонятно, с чего она так взъелась на Грегора. Из-за того, что тот не убил Мортоса? Но ведь он сказал ей: Нерисса считает, это было правильно. Из-за того, что Грегор путешествует в обществе крыс? Но ведь беда их всех объединила, перед чумой и смертью они равны, и все они хотят спасти себя и своих близких. А это так понятно!
Или все дело в том, что Хэмнет был с ней резок? Да, видимо, ей это не понравилось. И еще ей, возможно, не понравилось, что нашли ее не потому, что искали, — а в силу случайного стечения обстоятельств. На ее поиски даже не думали снарядить экспедицию. Это и в самом деле обидно! Вот она и рассердилась на всех и вся.
Но где ее летучая мышь, Аврора? Должно быть, погибла. Иначе почему Люкса не прилетела на ней в Регалию, а застряла в этих джунглях?
Грегор начал даже испытывать к Люксе сочувствие, но тут же вспомнил, как она безучастно смотрела, как его затягивает в зыбучие пески.
«Я для нее — пустое место», — с горечью подумал он. В глубине души ему трудно с этим смириться: ведь Люкса спасла ему жизнь. Но что еще важнее — она спасла жизнь Босоножке.
61 
