48 
– Значит, вчера вы узнали ее на портрете?
– А как вы думаете, на чем было основано мое приглашение?
Оба улыбнулись друг другу.
– Вернемся ко вчерашнему разговору, граф… – Клеймор положил ладонь на обложку альбома. – Полагаю, я смогу предоставить вам галерею на Корк-Стрит, как только вы готовы будете что-либо выставить. Если, разумеется, – его лоб прорезала вертикальная морщинка, – у вас нет других планов.
Эвард покачал головой.
– Похоже, я застрял здесь навсегда. Хотя… Я дам окончательный ответ через две недели. Не дождетесь звонка – значит, обстоятельства оказались сильнее.
– Понимаю. Если вам понадобится какая-либо помощь, граф, свяжитесь со мной. И, – Клеймор улыбнулся, – я буду рад, если вы как-нибудь согласитесь еще раз отобедать со мной.
– С удовольствием принимаю приглашение, – вежливо сказал Эвард.
Неужели у него появился друг в новом мире?
Миранда чувствовала себя виноватой. Стрелка часов неумолимо подбиралась к десяти, а рабочий день все еще не закончился…
Сидя за столом, отвечая на телефонные звонки, мотаясь по городу, Энди чувствовала, как время бежит между пальцев, оставляя ей все меньше возможностей провести эти дни с Эвардом… Но с другой стороны, на кону стояло дело всей ее жизни, ее прошлое, настоящее и будущее…
Граф никак не выказывал своего недовольства, однако в их отношениях с Энди наметилось некое отчуждение. Будто тень предстоящего расставания накрыла их темным крылом. Эварду явно не нравилось то, что Миранда пропадает на работе, но вслух он не говорил ничего. И все же Энди чувствовала холодок.
Опять странный сон…
На валуне сидел человек. Эвард не мог определить, мужчина это или женщина: пришелец был с ног до головы закутан в плащ, лицо скрывал капюшон. После мучительно долгих размышлений граф ощутил, что знает визитера: наверняка это тот самый друид, который настойчиво являлся ему во снах. Теперь Эвард помнил эти сны очень отчетливо…
– А ведь я предупреждал, – сказал друид.
Голос у него был усталый, пропыленный какой-то. Граф поморщился.
– Предупреждал о чем?
– О том, чтобы ты не оставлял вне Пути своего. Мне казалось, я говорил более чем ясно.
Сейчас это был совсем не грозный друид. Он не бросался молниями, не орал громовым голосом и вообще не пользовался спецэффектами.
– Ты мог бы прийти поговорить и раньше, – заметил Эвард. Он попробовал подняться, но сил хватило лишь на то, чтобы слегка отползти и прислониться спиной к скале.
– А что, по-твоему, я делал? – возмутился друид. – Являлся тебе в снах и пытался удержать от опрометчивых решений. Ты меня послушал разве? И не подумал! Ты сам виноват.
– Я имею в виду, поговорить по-человечески. Как сейчас.
– А, – друид безнадежно махнул рукой. – Ты не понимаешь. Говоря языком столь полюбившегося тебе двадцать первого века, программа Лабиринта не допускает таких глупостей, как задушевные разговоры. И мне не положено вести их с объектами интересов Лабиринта. Вот когда уже поздно…
– А ты исполняешь роль предупреждения?
– Да, табличка при входе, – усмехнулся друид. – Но – вот странное дело! – никто меня не слушает. Люди несовершенны и алогичны, они не могут исполнить элементарных требований…
На языке у графа вертелись тысячи вопросов. Как работает лабиринт? Для чего он создан? Куда делись все пропавшие в нем? Но спросил он другое:
– Как тебя зовут?
– Зачем тебе это? Мы беседуем о твоих ошибках. Ты изменил закону Пути и больше не можешь войти в Лабиринт.
– Это я уже знаю. Ты пришел, чтобы сказать мне это?
Друид поднялся, отряхнул плащ и вознамерился уходить.
– Погоди, – попросил граф. Друид обернулся. – Ты не ответил на один мой вопрос. Я хочу знать твое имя.
– Зачем?
– Хочу помнить, кому я должен быть благодарен за услугу.
– Вот как… – Кажется, друид улыбнулся. – Никто никогда не благодарил меня… – Он помолчал. – У меня нет имени. Меня можно звать как угодно. Очень давно меня прозвали Стражем Времени, потому что я в нем, вне его, я – это оно, и сторожу я сам себя. Ты не поймешь… – И, уже отворачиваясь, добавил с иронией в голосе: – Некоторые даже зовут меня Богом.
А потом картинка расплылась.
Оставшиеся до празднования юбилея DR и разоблачения негодяя Редклифа дни прошли в суете. Эварду отчего-то не хотелось принимать участия в празднестве. Депрессия одолевала. Глядя на радостную Энди, граф все больше мрачнел.
48 
