27 
Она уже собиралась снять трубку, чтобы набрать номер Джоша, когда кто-то позвонил в дверь. Эйлин заглянула в дверной глазок и с удивлением увидела знакомое лицо. Она медленно открыла дверь.
— Джош?
Джош улыбнулся, от него аппетитно пахло чем-то вкусным, съедобным.
— Привет. — Пока Эйлин приходила в себя от удивления, Джош прошел в квартиру. — Я решил, что ты устала, и принес с собой еду из китайского ресторана.
Эйлин неловко переступила с ноги на ногу, не закрывая за ним дверь. Мысль принимать Джоша у себя ей не очень нравилась. Она бы предпочла встретиться с ним в его доме, чтобы позже ей ничто о нем не напоминало. Но пакеты с едой распространяли очень аппетитные запахи, а у нее на ужин не планировалось ничего, кроме бутербродов, в лучшем случае овсяных хлопьев… К тому же Джош с пакетами в руках выглядел так по-домашнему, что она сдалась.
— Ладно, неси пакеты в кухню.
Она закрыла входную дверь и заперла ее. Джош в считанные минуты накрыл стол.
— Как прошел день? У тебя усталый вид. — Джош подошел к ней и положил на лоб широкую теплую ладонь. — Ты не заболела?
Жест показался Эйлин очень трогательным, когда-то ее мать делала точно так же, проверяя, нет ли у нее температуры. Она улыбнулась.
— Нет, просто устала. На работе был трудный день.
Он участливо смотрел на нее.
Слова, казалось, посыпались сами, и, не успев осознать, как это произошло, Эйлин уже рассказывала Джошу во всех подробностях, как прошел день.
Они съели принесенную Джошем еду и убрали со стола.
— Иди отдохни на диване, — распорядился Джош.
Он ненавязчиво выпроводил ее в гостиную, а сам стал наводить порядок в кухне. Эйлин была и тронута его заботой, и одновременно чувствовала смутную тревогу. Или у нее развивается мания преследования?
— Как у тебя много рецептов!
— Я хожу на кулинарные курсы, — немного смущенно пояснила Эйлин. — Кажется, я тебе об этом говорила.
— Ты сказала, что у тебя всю неделю занятия, но никогда не уточняла, какие именно. Значит, ты изучаешь китайскую кухню?
— Да.
Джош прочел рецепт, прикрепленный магнитом к холодильнику.
— Я вижу, тебе потребуется много резаных овощей.
Эйлин рассмеялась.
— Да, это единственный недостаток китайской кухни. После трудного рабочего дня совершенно не остается сил, чтобы нашинковать гору моркови, огурцов и еще всякой всячины.
— Очень мило.
Джош так резко сменил тему, что Эйлин растерялась.
— Ты о чем?
Она изогнула шею, чтобы посмотреть, куда он смотрит, но поморщилась от боли.
— Я говорю про витражную панель в твоем окне. Смотрится очень оригинально.
Эйлин покраснела.
— Это еще одни курсы. Я беру уроки, витражного ремесла. Это один из моих первых опытов! — Эйлин удивлялась собственному смущению. — Он не очень удался.
— Ты сама это сделала?
Джош вытер руки, перешел в гостиную и сел рядом с ней на диван.
— По-моему, получилось здорово. Похоже на розу, но стилизовано в современном духе.
— Я копировала одного архитектора, который делает такие розы. Моя мама увлекалась архитектурой…
Что я говорю? — ужаснулась Эйлин. Он умрет со скуки! Он пришел, чтобы заняться с ней страстным сексом, а не выслушивать ее лекции об архитектуре и искусстве! Она попыталась сменить тему.
— Мы никуда не пойдем, правда? — Эйлин начала вяло поглаживать его спину, раздумывая, хватит ли ей сил его соблазнить. Ей нравилось просто сидеть вот так рядом с ним.
Джош очень нежно поцеловал ее и посмотрел в глаза.
— У меня тоже был тяжелый день на работе. Потом позвонила мама. Она спрашивала про тебя.
Прежде чем Эйлин нашлась, как на это среагировать, Джош продолжил:
— У мамы все хорошо, а вот у отца неважно со здоровьем. У него не так давно обнаружили диабет. Он еще не привык к этому, и ему приходится туго.
— Ах, Джош… — Эйлин погладила его по спине. — Надеюсь, он поправится?
— На самом деле его состояние не очень тяжелое. К счастью, диагноз поставили вовремя. — Эйлин почувствовала напряжение, сковавшее его спину. Джош иронично рассмеялся. — Но надо знать моего отца. Он привык абсолютно все контролировать и делать всегда по-своему. А тут вдруг приходится идти на поводу у собственного организма, и это его страшно раздражает. Кроме того, он еще не до конца смирился с тем, что вышел на пенсию. — В его голосе слышалась глубокая любовь и привязанность к отцу.
27 
