158 
Вместе с десятью гостями, выступившими в роли свидетелей, Марк и Юнилла подписали брачный договор, который определял в частности величину приданого. Раздались аплодисменты, и некоторые гости поспешили к новобрачному, чтобы поцеловать и поздравить его. Одна богатая молодая матрона, известная своей любвеобильностью, тайком сунула в руку Марка Юлиана записку, которая — он знал — была ничем иным как приглашением на свидание. «Плохи же у нее дела, — насмешливо подумал Марк, — если она соблазняет новобрачного во время свадебной церемонии».
Когда они направились к накрытым пиршественным столам, ведя за собой гостей, Марк тихо и осторожно, так, чтобы никто не слышал, сказал Юнилле:
— Крепись, дорогая, мы пленники, — но это не будет продолжаться вечно, я обещаю тебе. Никто никогда не посмеет больше чинить над тобой насмешек, как сегодня.
Она бросила на него взгляд, лишенный всякого выражения, так что Марк испытал неприятное чувство, будто он говорил с ней на разных языках, и она ничего не поняла из его слов.
— Никто и не чинит надо мной насмешек, — произнесла она слегка раздраженным тоном. — Что же касается пленения, то все мы — пленники, кроме Божественного Императора, но так и должно быть, — тут она понизила голос, и ее прекрасные глаза зажглись недобрым огнем. — А кто это пустил сюда столько умников-плебеев в застиранных лохмотьях? Это же моя свадьба! Неужели ты не боишься, что они украдут столовое серебро?
«Она еще совсем дитя и повторяет то, чему ее учили», — говорил себе Марк. Но первые сомнения уже начали одолевать его, и в глубине души он знал, что Юнилла всегда будет так думать.
— Это — мои друзья по школам и академиям, — холодно сказал он. — И я хочу, чтобы с ними обходились с подобающим почтением.
Столы были усыпаны зеленью петрушки и первыми полевыми цветами. Вокруг столов стояли ложа, на каждом могли разместиться три человека. Стол молодоженов стоял в центре комнаты под огромной многоярусной люстрой из стекла и бронзы в форме Вавилонского храма. Марк Юлиан устроился, как и подобает хозяину, на третьем ложе за своим столом, но самое почетное место на среднем ложе (вокруг каждого стола стояло по три трехместных ложа) осталось незанятым в память об отце Марка. Домициан без всякого спроса быстро возлег прямо напротив Марка Юлиана, воспользовавшись тем, что бывший консул, которому предназначалось это место, так и не приехал на свадьбу. Марк хорошо понимал Диокла, который в этот момент наблюдал за всем происходящим, стоя у стены и, казалось, готов был спустить собак привратника на нарушителя правил приличия. Огни факелов в саду мигали от порывов поднявшегося ветра, а Марку чудилось, что это добрые духи пытаются привлечь к себе его внимание и предупредить о чем-то.
Юнилла опустилась по левую руку от него и возлегла, пристально наблюдая за ним своими сияющими глазами. Она отвечала на вежливые вопросы окружающих коротко и односложно, как бы не желая вступать в разговор. Марк заметил, что она прекрасно сознавала власть своей красоты над людьми. Она уделяла крупицы своего внимания другим очень скупо и обдуманно, как хороший хозяин, раздающий кошельки с золотыми монетами только тем слугам, которые этого стоили. Ее взгляд остановился на Сатурнине, и глаза Юниллы заволокла пелена задумчивости. Молодых же философов, сидевших по другую сторону от Сенатора, она не удостоила даже мимолетным взглядом. Затем ее взгляд случайно скользнул по Домициану и тут же впился в него: по-видимому, Юнилла сочла молодого человека заслуживающим пристального внимания. У Марка мелькнула мысль, что, возможно, она на мгновение забыла, кто же здесь ее супруг. И ничего удивительного не было в этом, Марк уже понял, что его жена по складу своего характера и нраву намного ближе Домициану, чем ему самому. Оба они, по-видимому, умели распознать слабости окружающих и использовать их в своих целях. Марк сильно сомневался, что его жену занимало в этой жизни хотя бы что-нибудь еще, кроме людей, имевших в своих руках власть, и тех, кто вот-вот ее потеряет.
Музыканты Нерона тоже подошли вместе со всеми к столам и сгрудились вокруг ложа новобрачных. Теперь они наигрывали еле слышно, прислушиваясь к разговорам. У Марка было такое чувство, будто он ужинает рядом со сворой голодных собак. Когда на столы подали блюда с устрицами, Марк насторожился, вспомнив, что Нерон питал к ним особое пристрастие. Как долго еще он будет таиться и прятаться под маской? Вообще-то Марк не имел ни малейшего желания ужинать с ним за одним столом — поскольку один неудачный ответ на какой-нибудь вопрос мог означать для хозяина дома смертный приговор.
158 
