– Это были нервы. Никакого телохранителя мне не нужно.
– А нужно просто выпить.
– Вот именно. – Он взял Энтони под руку, и мимо изумленных швейцаров они вышли на площадь. Пробежал человек с какой-то рамой на палке, сверкнула вспышка света, и на мгновение все разлетелось на куски в этой ослепительной яркости, перед глазами качнулся, отступая, черно-белый мир. – Такси. Скорее. Берите такси, – приказал Крог. Уже подходили двое мужчин, что-то говоря по-шведски, но подкатило такси и Крог заспешил к задней дверце. На площади с невероятной быстротой стала расти толпа. Из машины Энтони видел, как через мост спешат еще шесть-семь человек. Какая-то женщина под памятником Густаву выкрикнула:
– Герру Крогу – ура! – и слабый хор неуверенных восклицаний проводил отъехавший автомобиль. – Дураки, – пробурчал Крог. Он глубоко, чтобы не видели, откинулся на подушки; мимо проплыли огни Гранд-Отеля. В стекла хлестнула и откатилась волна танцевальной музыки.
– Может, зайдем сюда? – предложил Энтони.
– Нет-нет, – поспешно возразил Крог. – Поищем что-нибудь потише. Поедем в Хассельбакен, это около Тиволи. Я не был там двадцать лет. – А в Тиволи есть что посмотреть?
– Я там не был.
– Надо как-нибудь съездить вечерком.
Машина забиралась все выше над озером, оставив позади залитую лунным светом каменную массу Северного Музея. Из Тиволи струилась музыка и увязала в холодном воздухе: так глыба льда бережет от разложения два тела – застывший жар, ледяная отрешенность.
– Что я буду делать в Тиволи? – недоумевал Крог. – Вы отчаянный человек, Фаррант. С вами беспокойно. Взять и уехать из оперы! Завтра это будет во всех газетах. Вы слышали, они мне что-то сказали? Им хотелось знать, что случилось: не понравилась постановка, плохое самочувствие или дурные новости?
– За нами кто-то едет, – сказал Энтони, выглянув в заднее стекло: пышный желтый пушок света сновал на дороге возле Скансена. – Они наверняка накроют нас в ресторане. Скажите шоферу, чтобы ехал в Тиволи. Другого выхода нет. В толпе они нас не найдут. – Он сам постучал в стекло кабины;
– Тиволи, – сказал он. – Тиволи.
– Нет, – запротестовал Крог. – Этого делать нельзя. Что скажут газеты? Променять оперу на Тиволи! Меня сочтут сумасшедшим. Вы представляете, что будет на бирже?
– Не думайте об этом, – сказал Энтони.
– Не думать о бирже, – изумился Крог. У него вырвался испуганный виноватый смешок. – Отчаянный человек, – повторил он. – Этот шрам – вы тоже тогда ни о чем не думали?
– Шрам? – подхватил Энтони. – Это долгая история. Вы помните, как несколько лет назад в Индийском океане затонул «Нептун»? Впрочем, у вас, наверное, об этом не писали. На корабле возникла паника, пассажиры сломя голову рвались к шлюпкам, а я помогал старшему офицеру поддерживать порядок – ну, кто-то мне и удружил.
Крог рассмеялся. Энтони растерянно и недоверчиво спросил:
– Вы не верите?
– Ни единому слову, – ответил Крог. Такси остановилось, но Энтони, изумлено расширив глаза, даже не шелохнулся.
– Почему же вы не поверили? Где я ошибся? – Он стал вполголоса разбирать весь рассказ:
– «Нептун»… паника… все рвутся к шлюпкам… – Выходите, – скомандовал Крог. – То второе такси подъезжает. – Пройдя через турникет, он рукой задержал Энтони. – Я хочу посмотреть, кто это. Машина вплотную подъехала к первому такси. Наружу выбрался человек в сером летнем костюме; расплачиваясь, он неторопливо и цепко осмотрелся; худое лицо, мешки под глазами и подбородком. – Это Пилстрем. – Такси не отъезжало. Ища ступеньку, высунулись ноги в узких черных брюках и повисли над землей, длинные, тонкие и бескостные, как макароны. – Их двое! – воскликнул Крог. – Мне всегда казалось, что Пилстрем охотится в одиночку. Погодите, да это же… как, однако, мы заинтриговали их… – Длинный фрак, тонкий, как шнурок, галстук завязан бантиком на старческой шее, седая щетина, длинное постное лицо. -…Это же профессор Хаммарстен, – черная мягкая шляпа, очки в стальной оправе, пепельно-серые щеки. – Быстро! – заторопился Крог. – Пока нас не увидели. – Он шел впереди; ловя вокруг удивленные взгляды, он вспомнил, что он в вечернем костюме и без шляпы, но странное безразличие охватило его; он вспомнил Холла с накладным носом, шумную толкучку фиесты, тревожные расспросы Холла:
– А с трением-то как? – И остановившись позади тира перевести дух, он сказал:
– Бедняга Холл, как бы он на все это посмотрел? – Верный Холл. На него можно рассчитывать во всем, кроме соучастия в этой стремительной потере тормозов, в этом безумстве. Такое можно себе позволить только с человеком, который даже не умеет убедительно соврать. Еще не отдышавшись, ой тихо сказал: