— Я познакомился с вашей дочерью в пансионе мисс Хелен и чувствовал бы себя польщенным, если бы мне удалось ее немного порадовать.
Илейн тут же густо покраснела — слишком хорошо помнились ей последние развлечения с Уильямом.
Судя по лицу Флёретты, та готова была отказать в грубой форме, однако Рубен мягко положил руку на плечо жены. Сайдблоссомы — хорошие клиенты, что же до поведения Томаса, то у него никогда не было нареканий, так что отказывать ему нет никаких причин. И пока Флёретта пыталась спорить с мужем, Томас повел нервничающую Илейн к ближайшей лодке с согласия ее отца. Илейн совершенно не обратила внимания на то, что он даже не спросил, хочет ли она ехать, и что он — как и Уильям — не позволил ей выбрать цвет лодки. Томас просто направился к ближайшей лодке и галантно помог девушке забраться в нее. Илейн, захваченная своими чувствами и воспоминаниями, за все время катания не произнесла ни слова, но выглядела при этом очень красиво. В то воскресенье на ней было светло-голубое шелковое платье, в волосы вплетены подходящие по цвету голубые ленты. Не оборачиваясь к Томасу, она смотрела на воду. У Томаса было время восхититься ее профилем и снова подавить в себе воспоминания. Силуэт Эмере в лунном свете, игра теней… Она тоже никогда не смотрит в глаза мужчине, который овладевает ею… В свете солнца это казалось невероятным. Но если Томас возьмет жену, то с ней нужно будет видеться и при свете. Она всегда будет рядом, не только для того, чтобы заполнить собой его ночи и оживить самые мрачные фантазии. Но Илейн тихая, ее легко запугать.
Поддерживать ее спокойствие будет, должно быть, легко. Он осторожно начал разговор о ферме Сайдблоссомов на озере Пукаки.
— Из дома открывается прекрасный вид на озеро, по стилю поместье можно сравнить с Киворд-Стейшн, хоть оно и не так велико. У нас красивый сад, прислуги довольно… правда, Зои считает, что маори плохо вышколены. Она очень старается, но вторая женщина в доме была бы на пользу Лайонел-Стейшн.
Илейн закусила губу. Что это, предложение? Или осторожное прощупывание? Она осмелилась взглянуть в лицо Томасу и увидела в его глазах серьезность, даже некое напряженное ожидание.
— Я… слышала, что ферма очень… уединенная, — заметила она.
Томас рассмеялся.
— Ни у одной крупной овечьей фермы нет близких соседей, — заметил он, отсмеявшись. — Рядом с Лайонел-Стейшн есть только лагерь маори, и ближайшее крупное поселение — это Квинстаун, впрочем, по пути есть еще несколько деревень. Там одиноко, только если чувствовать себя очень несчастным…
Судя по всему, Томас частенько предавался грустным размышлениям.
Илейн робко взглянула на него.
— Неужели вам часто бывает одиноко? — нерешительно поинтересовалась она.
Томас серьезно кивнул.
— У меня рано умерла мать. А та женщина-маори, которая возилась со мной… она никогда не давала мне того, что мне было нужно. А позднее меня отправили в интернат в Англию.
Илейн посмотрела на него уже заинтересованно, забыв о робости.
— О, вы были в Англии? И как там? Должно быть, совершенно иначе, чем здесь…
Томас улыбнулся.
— Что ж, там нет Веты, если вы считаете, что не можете жить без «Бога мерзких вещей».
— Это на языке маори, верно? «Бог мерзких вещей». Вы говорите по-маорийски?
Томас пожал плечами.
— Так себе. Как я уже говорил, мои няньки были туземками. Такого в Англии, конечно же, нет. Там детей укладывают в постель милые нянюшки, поют им колыбельные на ночь. Вместо того… — Томас прервался, и на лице его появилось болезненное выражение.
Илейн увидела эту перемену и почувствовала, как внутри у нее зарождается сочувствие. Она храбро накрыла его руку ладонью. Он опустил весла.
— Я бы не возражала жить на ферме, даже если она довольно уединенная. И я ничего не имею против Веты… — Она действительно в детстве бесстрашно ловила огромных насекомых, а потом вместе с братьями заставляла их прыгать наперегонки.
Томас снова взял себя в руки.
— Я мог бы вернуться к этому, — сказал он.
Илейн снова почувствовала, как внутри у нее поднимается тепло, которое вызывал в ней и Уильям, когда нежно говорил с ней.
Держа Томаса под руку, она, легко пританцовывая, вернулась к родителям.
— О чем он говорил с тобой? — недовольно поинтересовалась Флёретта, когда Томас попрощался, отвесив идеальный поклон.