В качестве исключения Уильям целиком и полностью придерживался ее мнения, но ни он, ни она не успели направиться к бару.
Сегодня из салона, вопреки ожиданиям, доносились не пение и игра на рояле, а тихие голоса и громкие всхлипывания.
Плачущая Кура сидела на диване. Мисс Уитерспун отчаянно пыталась успокоить ее.
Уильям обвел комнату строгим взглядом. На столике перед диваном стояли три чайные чашки. Судя по всему, у дам были гости.
— Ты этого хотела! — Увидев бабушку, Кура вскочила и бросила на нее гневный взгляд. — Ты этого хотела! Ты точно знала, что это произойдет! А ты подыграл! — Последнее было адресовано Уильяму. — Ты совершенно не хотел ехать в Европу. Вы все не хотели, чтобы я… чтобы я… — Кура снова начала всхлипывать.
— Кура, веди себя как подобает леди! — Мисс Уитерспун попыталась придать своему голосу суровый оттенок. — Ты замужняя женщина, и это совершенно нормально…
— Я хотела в Англию. Я хотела изучать музыку, — причитала Кура. — А теперь…
— В первую очередь ты хотела Уильяма, ты мне сама сказала, — резко и решительно заявила Гвинейра. — А теперь возьми себя в руки и объясни, почему ты его больше не хочешь. Сегодня утром за завтраком ты казалась мне вполне счастливой. — Гвин действительно налила себе виски. Какая бы блажь ни взбрела в голову Куре, ей нужно было собраться с силами.
— И это правда, любимая… — Несмотря на то, что Уильяму совсем не нужны были осложнения после такого напряженного дня, он присел рядом с Курой и попытался обнять ее. Может быть, она спросит, почему от него воняет дымом, почему он весь в саже. Но, похоже, Кура совершенно не обратила на это внимания.
— Я не хочу этого… я не хочу… — Она продолжала истерически всхлипывать. — Почему ты не был осторожен? Почему ты… — Она вырвалась из объятий мужа и заколотила кулачками по его груди.
— Постарайся успокоиться, Кура! — строго воскликнула мисс Уитерспун. — Ты должна радоваться, вместо того чтобы бушевать. А теперь прекрати плакать и расскажи своему мужу последние новости!
Гвинейра тем временем решила подойти к проблеме с другой стороны. Она обернулась к Моане, экономке-маори, которая как раз собралась убрать чайную посуду.
— Кто приходил в гости, Моана? Почему моя внучка так расстроена? Что-то случилось?
Широкое лицо Моаны просияло. Судя по всему, она совершенно не переживала.
— Я не слышать, мисс Гвин, — довольно объяснила она, но потом понизила голос, словно сообщая великую тайну: — Но была мисс Франсина. Мисс Уитерспун посылать за ней для Куры!
— Франсина Кендлер? — Недовольное лицо Гвинейры просветлело. — Акушерка из Холдона?
— Да, — всхлипнула Кура. — А теперь можете радоваться, что привязали меня к этой проклятой ферме! Я беременна, Уильям, я беременна!
Уильям переводил взгляд с плачущей Куры на смущенную мисс Уитерспун, а затем на сияющую Моану. Наконец он поглядел на Гвин, которая пила виски и на лице которой появилось выражение довольной кошки, наконец-то пробравшейся в молочную кладовую. А потом она посмотрела на него.
И Уильям Мартин понял, что Гвинейра Уорден МакКензи в этот миг простила ему все.
Глава 6
В то время как Уильям Мартин таким образом укрепил свое положение на Киворд-Стейшн, в Квинстауне праздновали свадьбу Илейн О’Киф и Томаса Сайдблоссома.
Атмосфера была немного напряженной, особенно во время обязательного вальса, который должны были танцевать мать невесты и отец жениха. Флёретта О’Киф вела себя так, словно ее принуждает к танцу некий гипертрофированный Вета. По крайней мере так выразился Джордж, и за это был отчитан своей бабушкой Хелен. Рубен нашел его замечание весьма подходящим, хотя и не преминул отметить, что Флёретта никогда не боялась крупных насекомых, — в отличие от контакта с Джоном Сайдблоссомом.
Сам Рубен наслаждался танцем с юной мачехой Томаса. Зои Сайдблоссом едва ли исполнилось двадцать лет, и она действительно была очень красива. У нее были золотые волнистые волосы, уложенные в прическу, хотя обычно она носила их распущенными. Лицо ее было аристократически бледным, с ровными чертами, глаза — темно-карими, что, с учетом цвета ее волос и кожи, выглядело очень необычно. Молодая женщина была вежливой и воспитанной, и Рубен не мог подтвердить мнение Леонарда относительно того, что она красива, однако холодна как лед.