Особенно,... 
48 
Почти.
Мэйзи стояла спиной к нему, слегка наклонив голову. От рыжих волос и голубого платья, перехваченного поясом и плотно облегавшего ее бедра, до туфелек на французском каблуке, она была воплощением женственности и изящества.
Она развернулась, и ее карие глаза загорелись. Она не стала делать ничего из того, что он ожидал от нее. Не ахнула, не нахмурилась, не бросилась к нему в объятия — а просто осталась стоять там, где была, глядя на него серьезными и немного удивленными глазами.
— Алексей!
— Привет, Мэйзи.
Глядя на знакомые прекрасные черты его лица, Мэйзи с трудом узнала того человека, чьи глаза преследовали ее в снах все эти недели. Он снова стал тем жестким, но элегантным мужчиной, который ворвался в кухню дома Куликовых и навсегда изменил ее жизнь. Правда, когда он смотрел на нее, уголки его губ трогала легкая улыбка, а взгляд его синих глаз смягчался, и в них был вопрос.
Алексей Ранаевский не задавал вопросов — он отдавал приказы. Все знали об этом, но Мэйзи понимала, что это было не совсем так. Каждый вечер в шесть часов он говорил с Костей по телефону. Она снимала трубку и слышала его низкий ласковый голос:
— Мэйзи.
И отвечала:
— Костя здесь, — боясь даже произнести имя Алексея.
Она сидела рядом, слушая тихий звук его голоса, доносившийся из телефонной трубки, и каждый раз после того, как Костя прощался с ним, испытывала искушение поговорить с ним сама — но что она могла сказать ему? «Я люблю тебя и хочу, чтобы ты вернулся ко мне»? Но Алексей, если бы он хотел что-то ей сказать, позвонил бы и сказал это сам — или сел бы на самолет и прилетел к ней, чтобы поговорить с ней лично.
И вот он здесь.
— Что ты здесь делаешь? — Ее собственный голос показался ей испуганным.
— Я вернулся в дом Куликовых, чтобы проверить его безопасность.
Это были не те слова, которых Мэйзи ожидала от него, и надежда, затеплившая в ее сердце, погасла.
— Я велел поменять устройства, пока мы с тобой были в Равелло.
Он говорил об этом времени так, будто оно было отпуском. Мэйзи перестала с обожанием глядеть на Алексея и собралась с силами.
— Я не думаю, что это нужно, — ответила она как можно более спокойным тоном. — Вряд ли Косте угрожает какая-то опасность. — Но она знала, почему Алексея волновал этот вопрос: он видел в Косте себя и хотел дать ему то, чего никогда не было у него самого.
— Я не только про Костю. Я хочу, чтобы и ты, Мэйзи, была в безопасности.
— Я? Разве кто-нибудь хочет меня обидеть?
— Я не думаю, что кто-то хочет тебя обидеть. Я просто… — Алексей провел рукой по волосам и печально улыбнулся. — Я делаю то, о чем ты говорила. Тем, что я тебя защищаю, я показываю тебе, насколько сильно тебя люблю.
Мэйзи была рада, что сзади нее стол, за который она могла ухватиться, чтобы не упасть.
— Я прошу тебя простить меня и хочу, чтобы ты вернулась ко мне в Равелло вместе с Костей. Я хочу, чтобы мы были семьей.
Губы Мэйзи пересохли.
— Тебе понадобилось целых четыре недели, чтобы принять это решение?
— Тебе было тяжело без меня?
— Нет, — соврала она.
— А я даже дышать мог с трудом, — признался Алексей.
«Я тоже», — прошептало сердце Мэйзи.
— Четыре недели, Алексей!
— И посмотри, что ты со мной сделала. — Он улыбнулся ей.
Мэйзи хотела улыбнуться в ответ, но пока ей было страшновато.
— Ты слишком боялся любить меня, — рискнула она.
— Меня мало что пугает в этой жизни, но с того дня, когда мы встретились, я все время чего-то боялся, — искренне признался Алексей. — В тот день на яхте все разрушилось. Когда мы путешествовали, мне было легче не выводить тебя в свет, держать в тени. Я понимаю, что ты чувствовала себя лишней, но я так не думал. Ты была моей, но принадлежала не тому человеку, который ворочает финансовой империей, а другой, лучшей части моего «я». И я не хотел выставлять на публику наш уютный мирок, потому что он был очень ценным для меня.
Мэйзи замерла. Раньше она не думала об этом с такой точки зрения. Ей и в голову не приходило, что она была как раз тем, что он ценил в своей жизни. Она видела только свою неспособность вписаться в мир Алексея.
— Почему ты не сказал мне раньше? — тихо спросила она.
— Я и сам-то этого не понимал. Я действовал по наитию, но понимал, что изолировать тебя от людей было нечестно, и решил использовать тот день на яхте для того, чтобы представить тебя моим знакомым и друзьям.
48 
