– Я надену его на тебя, – сказала Харлоу.
Я передала ей браслет, а она застегнула его на моей щиколотке.
Я сказала Рашу, что хочу, чтобы у меня что-то было на ногах, но не могу представить, как пойду по песку в туфлях. Браслет был ответом Раша. Я улыбнулась и поблагодарила Харлоу.
– Не за что. Он прекрасно на тебе смотрится, – отозвалась она и вышла из комнаты так же тихо, как и вошла.
Я посмотрела в зеркало на свою щиколотку, чтобы полюбоваться браслетом, и в этот момент в дверь снова постучали. Мне улыбалось знакомое лицо, которое я никак не ожидала увидеть. Я бросилась в объятия Бабули Кью. Я не пригласила ее, потому что опасалась, что Раш занервничает, если приедет Кейн. Я знала, что именно он привезет Бабулю, а пригласить не могла. Бабуля крепко обняла меня, и у меня защипало в глазах от слез.
– Не могу поверить, что ты здесь. Не могу поверить, что ты проехала такое расстояние, – задыхаясь от волнения, сказала я.
Бабуля похлопала меня по спине и усмехнулась:
– А мне и не потребовалось вести машину. Твой мужчина прислал нам с Кейном билеты на самолет. Летели первым классом. Меня в жизни так не баловали. Это был интересный опыт, скажу я тебе.
Если бы я не любила Раша Финли каждой клеточкой своего существа, то только за одно это полюбила бы его. Но я и так уже целиком принадлежала ему.
– А теперь, может, перестанешь пускать пузыри у меня на плече? Испортишь макияж. Ты похожа на маму. В точности как она. Думаю, твой отец сейчас на седьмом небе от счастья. Я пришла не для того, чтобы ты тут ревела, а передать тебе кое-что от Раша. Он хочет быть тем, кто передаст тебе что-то чужое[4].
Я расплылась в глупой улыбке. Он прислал мне еще один подарок. Бабуля отдала мне коробочку, которая была упакована так же, как и та, которую принесла Харлоу. Я взяла коробочку и быстро ее развернула.
Внутри на атласной подкладке лежала маленькая записка. Я взяла ее и увидела, что под ней лежит старый образец атласа розового цвета. Он был потертый, его явно вырезали из чего-то еще. Я развернула листочек.
Блэр!
Я ждал, когда наступит день, чтобы показать тебе это. Я с трудом удержался, чтобы ничего тебе не рассказать. Но когда мне напомнили о том, кем была твоя мама, я вспомнил об этом кусочке атласа. Я давно забыл, откуда он у меня, но знал, что он особенный, и потому хранил. Если мне, маленькому, было страшно или одиноко, я брал этот кусочек и прижимался к нему лицом. То был мой секрет. Я не хотел, чтобы кто-нибудь о нем узнал. Но он меня успокаивал. Когда твой отец напомнил мне о печенье с ушками, как у Микки-Мауса, ко мне вернулись все воспоминания о твоей маме. И тогда я вспомнил, откуда у меня этот кусочек.
Твоя мама всегда ложилась спать в пижаме из розового атласа. Она часто укачивала меня, потому что я плохо засыпал. Я любил моменты, когда она держала меня на руках. Моя мать никогда меня не укачивала. Я засыпал, уткнувшись носом в рукав ее розовой пижамы. Помню, в день, когда твоя мама уезжала, я испугался. Я не хотел оставаться с Джорджиной. Твоя мама крепко меня обняла и сунула в руку кусочек атласа, который вырезала из своей пижамы. Она сказала, чтобы я брал его с собой, когда ложусь спать.
Хотел бы я сказать, что сам все вспомнил, но это не так. Я знал только, что этот кусочек ткани как-то связан с женщиной, которая пекла мне печенье. Поэтому я спросил твоего отца. Он рассказал мне всю историю. И тогда я понял, что повторяющиеся сны о женщине в розовой атласной пижаме, которые я видел, пока рос, не просто сны. Когда-то они были реальностью.
Этот кусочек атласа мой, ты не можешь оставить его себе (только если ты действительно этого хочешь).
Это – твое что-то чужое.
Люблю тебя.
– Надеюсь, на тебе не очень много косметики, потому что ты только что смыла слезами половину макияжа, – проворчала Бабуля Кью.
Я улыбнулась, взяла у нее кусочек атласа и вытерла им слезы. Я почти не использовала косметику – к великому разочарованию Бети. Тушь, к счастью, была водостойкой. Я прижала кусочек атласа к щеке и подумала о том, как мило было со стороны мамы, что она оставила его маленькому Рашу. Потом я сложила ткань и спрятала в своем бюстгальтере без бретелек. Записку я убрала в туалетный столик. Ее я тоже хотела сохранить. Навсегда.