Ну и вот. Переспал он, значит, с этой Машей, работающей – работавшей, пока их не сцапали абросимовские головорезы, – под прикрытием в Конторе.
И что?
Теперь что, у нее нет от Валеры Швеца более никаких тайн?
Как бы не так! Как он не знал о ней ни фига вчера или неделю назад, так ни фига не знает и по сию пору.
Но все равно, конечно, приятно. Очень ласкова она с ним была, эта девушка Маша. Прямо золото, а не женщина… вот бы взять и жениться на такой!
Валера ласково провел ладонью по ее упругой, шелковистой коже: скользнув по спине, его рука оказалась на ее округлых, идеальной формы ягодицах…
– Убери лапы… рыжий ментяра! – не меняя своей позы, пробормотала Маша. – Хватит, попользовался на шару… Нравлюсь? Копи деньгу! А еще лучше – придумай, как нам отсюда выбраться.
– Придумаю, – убрав на всякий случай руку с ее симпатичной попки, сказал Швец. – Хотя ты и обзываешь меня по-всякому – болваном, придурковатым ментом, рыжим дегенератом и так далее… Я все ж что-нибудь… эдакое изобрету! Конечно! Кто нас вызволит из беды, если не Валера Швец?! На него-то, то есть на меня, вся наша надежда!
– Все, хватит базарить, – окончательно проснувшись, сказала Маша. – Что? Уже час дня?! Неслабо, однако… Все, Валера, заканчиваем с этими «релаксами»! Просто удивительно, как нас еще по голым ж… ремнем не отстегали! Вставай и иди в душ. Первым, а я за тобой!
– Можем вместе туда отправиться, – сказал, поднимаясь с постели, Валера.
– О чем ты думаешь, мать твою?! Совершенно безответственный тип! Иди, кому сказала! Только быстро! Потом сделаешь кофе, мне и себе.
Спустя примерно двадцать минут они уже сидели за столиком на летней террасе и уминали поздний завтрак, который Валера сварганил на скорую руку.
Швец не стал сегодня пользоваться бритвенным станком, а Маша проигнорировала даже тот минимум косметики, который удалось разыскать в ванной комнате. Но это еще не означает, что они окончательно упали духом и решили, сложив бессильно лапки, покориться почти неизбежному.
Ни телекамер, при помощи которых кто-то мог следить за ними, ни подслушивающих устройств они не обнаружили. Если и были здесь «жучки», то их запрятали очень искусно, так что без специального оборудования найти их довольно сложно.
Валера минувшей ночью уже высказал одну идею в плане того, как они могут нейтрализовать действие браслетов. Но реализацию этой идеи они решили отложить на более поздний срок.
– Кстати, Валера, – покончив с легким завтраком, сказала Маша. – Мне тут еще одна любопытная деталь вспомнилась..
– Ну?
– Я уже говорила, что твои служебный и сотовый телефоны были поставлены нашей техслужбой на прослушку?
– Это и ежу понятно, – прикуривая от спички сигарету, сказал Швец. – То есть, да… говорила.
– Так вот… Может, все бы для тебя обошлось. В том плане, что с твоей вербовкой мои шефы не стали бы так торопиться. Или вовсе бы отказались от этой идеи. Но ты сам нарвался…
– Не понимаю пока. – Швец бросил на нее удивленный взгляд. – О чем это ты?
– Ты знаком с таким… Петром Леонтьевичем?
– Ах, вот оно что, – сузив глаза, сказал Швец. – Ваша фирма засекла, как я ездил за этим… сумасшедшим в Бутово?
– Нет, за тобой туда никто из наших не ездил. Но то, что ты знал его…
– Да какой там, на фиг, «знал»?!
– Не перебивай! Вот… Ты же звонил им, на их номер? Разговаривал с его приемной дочерью… Кажется, Анной Тимофеевной ее зовут?
– Ну?!
– Вот тебе и «ну»! Этот номерок – только между нами – давненько уже под наблюдением! Муж этой Анны Тимофеевны работает в структурах абросимовского фонда. Но это еще не все… Сам Николай Дмитриевич не так уж редко в тот адрес заглядывает, они ведь с Петром Леонтьичем – старинные друзья.
– Об этом я и сам догадывался, – пыхнув дымом, сказал Швец. – Их отцы, насколько мне известно, в одно время сверлили трудовому народу дыры в затылках… Да, я в курсе – они вместе служили на полигоне в Бутове.
– А их детки, Петр и Николай, дабы тебе было известно, в конце семидесятых участвовали в какой-то засекреченной программе по линии Комитета. Документов, как мне сказали, никаких по этой части не осталось. Еще Андропов, когда стал генсеком, приказал свернуть проект и похерить все бумаги… Знаю только, что разрабатывались какие-то средства и мероприятия на случай резкого ухудшения внутренней обстановки…
– Куда уж хуже? – мрачно заметил Швец. – Развалилось же на хрен все!