Рейес направился к кабинету, но услышал за спиной торопливый стук каблучков. Он остановился:
– Тебе что-то нужно?
Жасмин была бледна. Она дрожала. Рейес нахмурился. Вчера она плохо себя чувствовала, но сегодня утром убедила врача, что с ней все в порядке.
– Что ты имел в виду под всеми доступными средствами?
– Не покидай дом и территорию, и ты никогда об этом не узнаешь. Поняла?
Щеки Жасмин слегка порозовели. Рейес только сейчас понял, что в ее бледности есть что-то тревожное.
– Не могу же я ничем не заниматься. Я с ума сойду.
– Это наказание. Если поступишь иначе, я пересмотрю свое решение.
Она вздохнула:
– Ре… То есть ваше высочество. Пожалуйста, верни мой телефон. Я должна сообщить родителям, где нахожусь. Моя мать вышлет войска, если я не позвоню. Поверь мне, ты этого не захочешь. – На ее губах появилась любящая улыбка.
При мысли о том, что мать беспокоится о своей идеальной доченьке, Рейес стиснул зубы. Без сомнения, Жасмин сумела пустить им пыль в глаза так же, как и ему. Однако же, представив себе их идеальную семью, он ощутил нечто вроде зависти.
Его родители никогда так не волновались. Мать была слишком занята тем, что превращала жизнь отца в ад, и ей не хватало времени на заботу о детях. А отец выворачивался наизнанку ради своей жены. Рейес был еще ребенком, когда понял, что рассчитывать даже на крупицу внимания с их стороны не приходится.
Вот почему частная школа принесла ему облегчение. История родителей также была причиной того, почему он старался не сближаться с женщинами. Женщины только для секса – таков был его девиз.
До Анаис. До смерти матери.
После этого даже секс перестал его интересовать.
Все перестало иметь значение, кроме долга.
Чувствуя, что его готова захлестнуть горечь, Рейес повернулся и зашагал к кабинету.
– Спроси у Армандо. Он покажет тебе, где телефон. Но только один звонок.
Жасмин закончила разговор с матерью и положила трубку. Она сидела на роскошной террасе, куда ее отвел Армандо. Сделав глубокий вдох, молодая женщина огляделась. К кипарисам, растущим вдалеке, вела аккуратная тропинка. Справа был разбит чудесный сад с розами, бугенвиллеями и гиацинтами.
Не такая уж плохая тюрьма, усмехнулась Жасмин. Хотя, если бы можно было выбирать надсмотрщика, она выбрала бы такого, от которого ее пульс не зашкаливает.
На террасе появился Армандо с тележкой, уставленной блюдами.
– Я не знаю, что предпочитает сеньорита, поэтому предлагаю выбор.
Сегодня утром она снова не позавтракала, потому что не могла заставить себя съесть хоть кусочек. Да уж, в последнее время с ее желудком творилось что-то неладное. Поэтому к тележке Жасмин приблизилась с некоторой опаской. Но от широкого выбора закусок у нее потекли слюнки.
Поблагодарив Армандо, Жасмин положила на тарелку хлеб, ветчину, салат и села у окна. В рекордно короткое время тарелка опустела. Жасмин лакомилась маринованными оливками, когда пришел Рейес. Не говоря ни слова, он отпустил Армандо, набрал себе еды и сел напротив.
– Итак, ты сказала матери, что я твой бойфренд, – начал он с неодобрением.
У Жасмин пропал аппетит.
– Как ты узнал?
– Я не говорил? Все входящие и исходящие звонки в Сан-Эстрела прослушиваются. К тому же я тебе не доверяю.
Хотя лицо у нее пылало, Жасмин не отвела взгляда:
– Если бы ты внимательно слушал, то заметил бы, что это предположение моей мамы.
– Но ты ее не поправила. Еще одна ложь, мисс Николс. Удивительно, как легко ложь срывается с твоих губ.
– Не могла же я сказать ей, что живу пленницей где-то в Северной Испании!
Рейес разломил лепешку, обмакнул ее в оливковое масло и откусил большой кусок.
– Может, и стоило. Ради нее самой. Возможно, ей следует знать, что у нее не такая уж замечательная дочь.
– Ты не знаешь ни меня, ни мою мать, поэтому не берись нас судить. Кроме того, почему ты уверен, что она считает меня идеальной?
– Похоже, она проглатывает всю ту ложь, которой ты ее кормишь.
Жасмин испытывала соблазн поведать Рейесу, что ее мать ни в ком не находила недостатков. Слепая доверчивость снова и снова лишала ее денег, которые без зазрения совести прикарманивали всякие негодяи. Именно это качество матери чуть не толкнуло Жасмин на путь самоуничтожения.
Она никогда не напоминала об этом матери и старалась не вспоминать сама.
– Маме так легче. – В ее словах горечи было больше, чем она хотела.