46 
- Вот ты и делаешь мне "глубокую глотку", Katya, - в его голосе звучала гордость, и это путало мои мысли, наращивая возбуждение до немыслимых пределов. Я застонала.
- Так хорошо всё делаешь. - Он отстранился, расставив ноги пошире. - Дыши.
Я вдохнула, готовясь продолжать. В следующий толчок я приняла его ещё глубже, заведя руки назад, чтобы обхватить его ягодицы. Вскоре мы выработали идеальный ритм, синхронизировав его толчки и моё дыхание.
- Вот так... вот так... такая умница... - Он наставлял меня, восхвалял, и это делало меня просто ненасытной. - Моё семя устремится прямо в тебя.
Я вновь простонала...
- Тебе нравится. Я чувствую твои стоны так же хорошо, как и слышу. Дыши, детка.
Я смутно помнила, что Иванна рассказывала мне об одном трюке, сводящем некоторых мужчин с ума. Пока рот у меня был занят, а руки обхватывали его ягодицы, пальчиками я проникла прямо между половинками.
- Lapochka? – хрипло произнёс он. - Ты решила пошалить?
Мой указательный палец обвёл самую серединку. Ободрённая его стонами, я усилила давление в центре.
И, наконец, проникла внутрь...
- Ооо! – у моих ушей содрогнулись его сильные ноги. – Моё семя ты получишь раньше, чем я буду готов!
Я лишь застонала, а он закричал:
- Katya! – его член, прижатый к моему языку, начал своё извержение. Севастьянов трахал мой рот, выстреливая кремовые струи.
Я глотала, а его пальцы помогали сперме проходить вдоль горло, и эта хозяйская хватка на шее казалась... нежной.
Он содрогнулся в последний раз. С финальным залпом горячего семени.
Длинный измученный стон...
Освободив мой рот, он перебрался на другую половину кровати. Пытаясь совладать с дыханием, произнёс:
- Теперь твой черёд. - Он вновь за лодыжки подтянул меня к себе. Он склонился ко мне, и его резкие выдохи согрели мой выступающий клитор, набухшие губки и чувствительную дырочку. - Ты уже на грани. После "глубокой глотки" твоя киска стала ещё мокрее? Или, может, тебе нравится исследовать тело твоего хозяина? Спроси разрешения кончить.
Несмотря на невероятную нужду, повиноваться я не собиралась.
- Можно мне кончить - я толкнула бёдра вверх, раскрываясь, - так я должна сказать? Но разве ты сам не хочешь подарить мне оргазм?
Его акцент усилился:
- За это я накажу тебя потом. Тебе ведь этого хочется? А сейчас полижу твой ноющий маленький клитор. - Его язык скользнул один раз, другой, третий - я и закричала.
Накопившееся напряжение прорвалось на свободу. Вцепившись в простыни, я мотала головой из стороны в сторону. Своим горячим ртом и ненасытным языком он вынуждал мою ноющую киску сокращаться вновь и вновь.
Он продолжал меня целовать. Слишком чувствительно! Чересчур! Мне пришлось скрестить ноги, чтобы он меня отпустил.
Сев на кровати, он обнял меня. Завладев губами, поделился со мной моим вкусом, отведав собственный, в то время как наши языки неспешно переплетались.
Вскоре я уже была готова для второго захода, но он вдруг отстранился. Нежно заправил за ухо прядь волос, отчего я невольно вздохнула.
- Ты сделала минет и не спросила о цене. Думаю, что начинаю тебе нравиться.
- Pendejo! - я выкрутилась из его объятий.
- Может, завести статью расходов "благотворительность"?
- Bésame el culo! - я ринулась в ванную. Там уставилась на своё отражение в зеркале, пытаясь осмыслить произошедшее.
Никогда ещё я не чувствовала себя с мужчиной такой защищённой - и такой дешёвой. Разве можно быть сперва таким нежным - а потом настолько жестоким? Всё связанное с ним было как экстрим. Экстремальным было и удовольствие.
И моя любовная история. От первого любовника, заявившего "я собираюсь убить тебя при первом же удобном случае" я перешла ко второму с его "я владею тобой".
Последнее меня немыслимо возбуждало. Почему? Почему? Почему?
Я чувствовала, и это чувство отзывалось в груди, что Севастьянов был единственным мужчиной, способным заставить меня ощутить страсть такой силы. И то недолгое время, пока я с ним, может, не стоит обращать внимание на его дурацкие подколки, а получше исследовать собственную сексуальность? Испытать как можно больше этого сумасшедшего эротизма?
На всю оставшуюся жизнь.
Умывшись, я вернулась в спальню. Он сидел на кровати, голый и восхитительный, вертя в руках какую-то блестящую металлическую штуковину.
46 
