Пристегнись.
Его тон мне совсем не понравился, работая официанткой, я часто слышала что-то подобное.
А то что? - я прищурилась. - И ты правда назвал меня тогда зверьком?
Если я говорю тебе что-либо сделать, в твоих интересах подчиниться, зверек. - Без предупреждения он протянул руку и защёлкнул мой ремень, грубо задев мою грудь локтём и наполнив мой нос своим запахом. Я поёжилась на горячем сиденье, чувствуя, что этот самоуверенный мужчина меня ослепил.
Я вспомнила, как однажды меня задержали за пьянство в публичном месте после футбольной игры; мысленно я приказывала себе собраться и прийти в себя, чтобы отговорить полицейского от выписывания мне большого штрафа. Перестань бубнить, Нэт, и отвечай славному офицеру! Не ОЦИФЕРУ, идиотка! Не смей хватать его блестящий значок, не смей... ЧЁРТ, НЭТ!
Именно так я себя сейчас и ощущала: под воздействием.
Воздействие, которое оказывал на меня Севастьян, я стряхнуть не могла. Я испытывала к нему какое-то ошеломляющее притяжение, какую-то необъяснимую связь.
Какой бы дурацкой эта идея не была, я продолжала желать метафорически потрогать его значок.
Нет-нет-нет, надо сконцентрироваться на получении информации.
Ты держишь свои обещания, Севастьян?
Только тебе и твоему отцу.
Ты обещал мне ответы.
Его руки сжались вокруг руля, в кожаную оплётку впились эти сексуальные перстни.
Как только мы сядем в самолёт.
Почему не сейчас? Я должна узнать про родителей.
Он не удостоил меня ответом, лишь продолжал с прежней настороженностью вглядываться в зеркало заднего вида.
Я вспомнила, как он всматривался в улицу сквозь жалюзи в моей спальне.
Что за паранойя? Мы в Линкольне, штат Небраска; самое ужасное происшествие здесь это когда русский засранец похитил ничего не подозревающую студентку в халате.
Цифры на спидометре продолжали увеличиваться
За нами... за нами следят?
Новый взгляд в зеркало.
Сейчас нет.
Отсюда следует, что следили раньше или будут потом? - Это было слишком ненормально. - Мне грозит какая-то опасность? - Вопросы о родителях и моём прошлом померкли перед перспективой ближайшего будущего.
Он неохотно ответил:
Всегда есть опасность похищения ради выкупа.
Я прищурилась.
На это я не куплюсь. То, что ты сейчас назвал прозвучало как постоянная опасность или теоретическая. Тем не менее, ты вломился в мой дом и потребовал, чтобы мы уехали через пять минут, значит, опасность была реальной. Так что случилось за время времени между нашей встречей в баре и твоим появлением у меня дома?
Косой взглядом.
Думаю, интеллект ты унаследовала от отца.
Отвечай. Что произошло?
Позвонил Ковалёв и приказал посадить тебя на самолёт. Значит, считай, это уже сделано.
Меня поразила внезапная догадка.
Как долго ты меня охраняешь, Севастьян?
Недолго, - попытался увильнуть он.
Как долго?
Он дёрнул своими широкими плечами.
Чуть дольше месяца.
А я ни о чём не подозревала.
Ты следил за мной? Следил за мной всё это время?
На его челюсти дёрнулся мускул.
Я присматривал за тобой.
Значит, он изучил меня лучше, чем я думала. Что мог подумать обо мне такой мужчина?
Когда с шоссе он свернул на слабо освещённую дорогу, я воскликнула:
Стой! Куда мы едем! Там нет аэропортов! Даже запасных.
Мне пришлось назначить альтернативное место взлёта.
Альтернативное? Себе я пообещала, что если ответы мне не понравятся, то я сбегу прямо в руки службы безопасности. Ответов я почти не получила, и насчёт побега к сотрудникам безопасности тоже были серьёзные сомнения.
Через несколько километров он свернул на грязную просёлочную дорогу, которая пролегала сквозь кукурузное поле. Мы ехали и ехали, пока впереди не показалось нечто, похожее на взлётно-посадочную полосу для сельскохозяйственных самолётов. На одном конце полосы ждал самолёт, мигая огнями и выпуская в ночное небо жар работающих двигателей.
Чтобы отвезти меня в Россию. Это всё... по-настоящему.
Севастьян припарковался рядом с самолётом, но свою дверь не открыл.
Я понимаю, что у тебя есть вопросы, - мягко произнёс он. - Как только мы взлетим, я отвечу на все. Но поверь, Натали, ты не пожалеешь об этом шаге. Тебе очень понравится новая жизнь.
Новая жизнь? - фыркнула я. - О чём ты говоришь? Так уж случилось, что мне нравится моя прежняя жизнь.