26 
«Может ли эта ночь стать еще хоть немного хуже?»
Воспоминания затопили ее сознание: люди в черном, стреляющие в неё электрическими зарядами… ее блаженство от поглощаемого электричества… огромный мужчина, с немыслимой скоростью напавший на неё…
Он нанес удар ей в бок? Боль, все еще пульсирующая там, подтвердила ранение…
«О, боги!»
Это был Эйдан, который снова вернулся!
Реджин почувствовала себя сумасшедшей, почти засмеялась в истерике.
Она думала, эта ночь не могла стать еще хуже?
«Эйдан, ты появился, чтобы погибнуть ужасной смертью? Тогда я — твоя девушка!»
Но никогда, ни в одной из его предыдущих жизней, он не причинял ей вреда. Если это действительно был Эйдан, то, безусловно, те, другие люди были злом, и ему просто пришлось подыграть им…
«Проворачивая клинок?»
Он был настолько быстрым и мощным. Что ж, неудивительно. В каждой своей реинкарнации он оставался берсеркером, даже если и не знал об этом.
Несмотря ни на что, она должна уйти от него. Она попыталась освободить связанные за спинойзапястья.
Ничего не вышло. Видимо, эти путы невозможно разорвать. А еще те инъекции, вероятнее всего, ослабили её.
Она вынуждена находиться здесь — в кромешной тьме, связанная.
Реджин не практиковала дзен, не была безумной, как Никс и не обладала такой способностью к предельной концентрации, как Люсия. Каждая секунда, которую она проводила в этом самолете, увозящем её все дальше от места, где она должна быть, сводила её с ума.
"О, сегодня вечером ты улетишь, я обещаю", — сказала ей Никс.
Что б ее…
«Ты еще мне заплатишь за это…»
Но почему Никс это сделала?
Особенно после той бомбы, которую она сбросила на голову Реджин прежде, чем они разделились на Бурбон-Стрит:
"Когда Круах поднимается на этот раз, он возвестит об Апокалипсисе. Все разумные существа на земле будут поставлены перед необходимостью пожертвовать теми, кого они любят больше всего”.
"Ух ты, и парень уже здесь, Никс".
Совсем немного для предотвращения Апокалипсиса. Виски и танго, прорицательница…
Щелкнул дверной замок. Раздались шаги. Кто-то сел рядом с ней. Она чувствовала напряжение, исходящее от него, и знала, что это — Эйдан.
Который по неизвестной причине почти выпустил её кишки на грязный уличный асфальт.
Он встал, прошелся, потом сел снова. Он ничего не говорил, не двигался, но она знала, что он смотрит на неё, словно обвиняя в чем-то.
Когда она вспомнила, что надо дышать, он сказал.
— Ты уже пришла в себя.
Слабый акцент окрасил его низкий глубокий голос, но она не смогла определить — какой.
Он сбросил мешок с её головы.
Валькирия поморгала, привыкая к недостатку света, и принялась детально изучать его внешность, когдасмогла сфокусировать взгляд на нем.
Боже правый, он был огромным, столь же высоким как тот военачальник, в которого она почти влюбилась.
Он был одет во все черное: от куртки и боевых брюк до перчаток. Его кожа казалась поразительно бледной на фоне черных как смоль волос, которые свисали со лба, частично скрывая шрамы на одной щеке. Он был средних лет, вероятно, хорошо за тридцать, с сильной челюстью, широкими скулами — и глазами Эйдана. На этом лице они выглядели холодными.
Хотя в течение одного краткого момента сегодня вечером они пылали яркостью берсеркера — верный признак того, что это действительно он, который она заметила, пока истекала кровью на улице.
Эйдан.
Ей не померещилось. В течение тридцати лет она ощущала его перевоплощение, и все это время Никс предупреждала её.
— У меня есть к тебе вопросы, Валькирия.
«О, у меня к тебе тоже, несколько. Например, почему ты своим мечом, как блендером, превратил мои внутренности в кашу?»
— Ответишь на них правдиво, и тебе больше не причинят зла этой ночью.
«Этой ночью?»
Наконец она кивнула.
Он протянул руку в перчатке к её рту. Другой — он приставил пистолет к её голове.
— Я знаю, что выстрел не убьет тебя. Но это заткнет твой рот. Попробуй испустить один из своих воплей Валькирии — и я всажу пулю в твой мозг.
26 
