2

Блисс

Наше утро в душе плавно переместилось опять в кровать и этот удивительный мужчина вылюбил из меня всякий стресс. Серьезно. Мне кажется, его язык обладает определенной способностью растопить мое тело, потому что я была настолько расслабленной, что в его объятиях растекалась лужицей. Просто Алекс Мак какая-то. ^[1]— Это, мистер Тэйлор, был очень хороший ответ на мой вопрос.

Он пощекотал меня под коленкой, а его губы лениво касались моего плеча. Я вздрогнула, а он сказал:

— Напомни мне, какой был вопрос? — Его рука на моем колене начала двигаться по внутренней стороне бедра. — А то я отвлекся.

Я сглотнула. Мы так хорошо отвлеклись.

— Я спросила тебя, счастлив ли ты.

Его рука продолжала двигаться дальше до тех пор, пока его прикосновение не заставило меня выгнуть спину, а голову откинуть назад.

— Верно. Это был глупый вопрос.

Хотелось шлепнуть его, но неудивительно, что я не могла пошевелиться, все благодаря его сосредоточенным действиям.

— Ничего не глупый, — выдавила сквозь зубы. — Я же не могу читать твои мысли. Иногда мне просто надо это услышать.

Он склонился надо мной, волосы взъерошены, но взгляд задумчивый.

— И я плохо это выражаю?

— Только иногда.

Или мне просто надо слышать это почаще. Убеждаю себя, что все это глупости, но ненависть к своей неуверенности не дает от нее избавиться.

Гаррик подвинулся и устроился между моих ног. Я все еще остро ощущала прикосновения, поэтому, когда он прижался ко мне, я застонала.

— В таком случае, ты должна знать, что каждый раз, когда я так делаю, — он подался своими бедрами. — Я невероятно счастлив.

Несмотря на все чувства, что я испытывала в тот момент, мне все же удалось закатить глаза.

— Мы говорим про разное счастье.

Он покачал головой и наклонился губами к моему ушку:

— Есть только одно счастье, и не важно, нахожусь ли я в тебе или рядом с тобой, или прикасаюсь к твоим волосам или просто слышу твой смех — для меня это имеет одинаковое значение. Если я с тобой — я счастлив.

Боже, как он был хорош. Во всем.

Он достиг чувственной точки во мне и слово “хорошо” самом собой слетело с моих губ. Гаррик загадочно усмехнулся:

— Ты ставишь мне оценку? Я думал, что учитель здесь — я.

Я дотянулась до его губ, чтобы заставить его замолчать и обвила его талию своими ногами.

— Я не оцениваю тебя. Ты итак высокого о себе мнения.

Он засмеялся и продолжал отвлекать меня от всяких мыслей все утро и значительную часть дня.

Этого хватило ненадолго, ну хорошо, может и надолго. Но когда мы приземлились в Лондоне той ночью, никакие заигрывания, касания и шепот мне на ухо не могли избавить мою голову от мыслей о поджидающих меня несчастьях.

Я почти ничего не знала о его семье, не считая того, что я боялась его матери. Она пугала меня заочно, стоило только взглянуть на лицо Гаррика, когда он разговаривал с ней по телефону и по ее голосу, доносящегося из трубки. Когда я видела ее имя на определителе номера, мне казалось, что над моим домом парит “Черная Метка” ^[2]. Что если ей достаточно будет одного взгляда на меня, чтобы понять то, что я и так знаю — Гаррик слишком хорошо для меня.

Не поймите меня неправильно. Я не занималась самоедством по этому поводу, потому что… хей, у меня есть парень! Я не жалуюсь! Но это не значит, что я настолько глупа, чтобы не понимать, что у него могла бы быть девушка красивее меня или выше или с менее вьющимися волосами.

  4