63 
Даглесс закрыла журнал.
– Какого же размера должен быть дом, чтобы четыре сотни лет подряд не замечать целого сундука, битком набитого бумагами!
– Гошоук-Холл не так велик, как четыре моих дома! – заявил Николас оскорбленным тоном.
Даглесс откинулась на спинку стула, чувствуя, что они наконец до чего-то докопались. Документы, вне всякого сомнения, принадлежали матери Николаса и содержали сведения, необходимые, чтобы доказать его невиновность.
– Привет!
Даглесс растерянно уставилась на хорошенькую девицу, которая вчера объясняла Николасу правила бейсбола.
– Я случайно тебя заметила, – улыбнулась она Николасу и окинула Даглесс оценивающим взглядом. – Это твоя подружка?
– Всего лишь секретарь, – пояснила Даглесс, поднимаясь. – Что еще угодно милорду?
– Лорд?! – ахнула девица. – Ты лорд?
Николас хотел последовать за Даглесс, но взбудораженная американка, потрясенная встречей с лордом, не отпускала его.
Направляясь к отелю, Даглесс честно попыталась обдумать письмо в Гошоук-Холл, но перед глазами стоял Николас, флиртующий с миленькой американкой. Скоро она вернется домой. Будет учить своих пятиклашек, время от времени ходить на свидания, навещать родных, рассказывать им об Англии… и объяснять, как, брошенная одним мужчиной, она почти влюбилась в другого, женатого и четыреста пятидесяти лет от роду.
Лучшая Даглесс-история из всех, которые с ней случались!
Добравшись до отеля, она принялась метаться по комнате и швыряться вещами. Черт бы побрал всех мужчин, как хороших, так и плохих! Все они способны на одно: разбивать твое сердце снова и снова.
– Вижу, твое настроение не улучшилось, – заметил Николас, появляясь на пороге.
– Мое настроение тебя не касается! – отрезала она. – Меня наняли, и я честно выполняю свои обязанности. Сейчас напишу в Гошоук-Холл и спрошу, когда мы можем взглянуть на бумаги.
Но и Николас постепенно стал распаляться.
– Неприязнь, которую ты питаешь ко мне, не имеет под собой никакого основания.
– Не питаю я к тебе никакой неприязни! – с бешенством выпалила Даглесс. – Наоборот, делаю все возможное, чтобы помочь тебе вернуться к любящей жене и в свое время. Кстати… – Она гордо вскинула голову. – Я тут поняла, что тебе совершенно не обязательно быть здесь. Я сама могу провести расследование. Ты все равно не можешь читать современные книги. Почему бы тебе не отправиться… хотя бы на Французскую Ривьеру или еще куда-нибудь? Я прекрасно справлюсь сама.
– Хочешь, чтобы я уехал? – мягко спросил он.
– Конечно, почему бы нет?! Поезжай в Лондон и развлекайся. Прекрасная возможность встретить всех красавиц этого века.
Николас оцепенел.
– Ты желаешь расстаться со мной?
– Да, да и еще раз да! Без тебя мои расследования пойдут куда быстрее. Ты… ты только мешаешь. Ничего не знаешь о моем мире и ничем не можешь помочь. С трудом одеваешься, никак не можешь отвыкнуть от привычки есть руками, и мне приходится объяснять тебе простейшие вещи. Будет в тысячу раз лучше, если ты оставишь меня в покое.
Она так вцепилась в стул, что костяшки пальцев каким-то чудом не прорвали кожу. Нескрываемая боль, исказившая лицо Николаса, поразила ее в самое сердце. Но он должен уйти! Должен вернуть ей душевный покой!
Боясь унизить себя слезами, Даглесс повернулась и убежала в свою комнатку, где забилась в угол, прижалась к стене и горько заплакала.
Только бы скорее покончить с этим! Отделаться от него, вернуться домой и больше никогда не взглянуть ни на одного мужчину. Больше ей ничего не нужно!
Даглесс упала на кровать, зарылась лицом в подушку и тихо заплакала. Наконец слезы иссякли и ей стало немного легче. Голова прояснилась, а вместе с этим вернулась способность мыслить связно.
Как же глупо она себя вела! Что такого сделал Николас?
Она представила его в темнице, ожидавшего казни за преступления, которых не совершал. Еще мгновение – и он летит в двадцатый век через четыре столетия, преодолев время и расстояние!
Даглесс села и высморкалась. И как прекрасно он вел себя все эти дни! Привык к автомобилям, бумажным деньгам, незнакомому языку, странной еде и… и плаксе, страдающей от предательства возлюбленного.
Да, все это время Николас не жалел ни денег, ни смеха, ни доброты.
И чем ответила она? Взбесилась от злости, потому что четыреста лет назад он посмел жениться на другой женщине!
Стоило взглянуть на все это с другой точки зрения, и ситуация оказалась почти юмористической.
63 
