Она впервые присмотрелась к нему. Черные волосы и синие глаза. Совсем как у Николаса. Слезы брызнули снова.
Она кивнула.
– Я иногда ездил с отцом в Чандлер и встречался кое с кем из Таггертов. Кстати, я Рид Стенфорд. – Он протянул руку, но когда она не пошевелилась, поднял с колен ее безвольную ладошку и пожал. – Рад познакомиться.
Почему-то он не отпустил ее, а продолжал рассматривать каждый палец, пока Даглесс не выдернула руку.
– Простите.
– Мистер…
– Стенфорд.
– Мистер Стенфорд, – повторила она, шмыгнув носом. – Не знаю, чем дала вам понять, что я легкая добыча, но заверяю вас, это совершенно не так. Думаю, вам лучше взять шампанское и вернуться на свое место.
Она пыталась принять величественный вид, но усилия явно не оправдывались, поскольку нос покраснел, глаза опухли, а по щекам бежали слезы.
Но он не взял у нее бокал. И не ушел.
Даглесс постепенно накалялась. Может, ей повезло наткнуться на извращенца, любившего плачущих женщин? Да что это такое случилось с ним в детстве, если он заводится от слез?!
– Если немедленно не уберетесь, я позову стюардессу.
Рид повернулся к ней.
– Пожалуйста, не нужно, – попросил он, и в его глазах блеснуло нечто заставившее застыть Даглесс, уже потянувшуюся к кнопке вызова. – Прошу, поверьте, я никогда в жизни не делал ничего подобного. То есть никогда раньше не приставал к женщинам в самолетах. И даже в барах. Просто вы мне кое-кого напоминаете.
Даглесс забыла о слезах, потому что в его движениях и жестах проглядывало нечто странно знакомое.
– Кого? – не выдержала она.
Он слегка ухмыльнулся, и сердце Даглесс пропустило удар: временами точно так же улыбался Николас!
– Если я расскажу, вы не поверите. Уж слишком неправдоподобно!
– А вы все же попробуйте. У меня прекрасно развито воображение.
– Так и быть, – кивнул он. – Вы похожи на даму с портрета.
Даглесс насторожилась.
– Когда мне было лет одиннадцать, вся наша семья переехала на год в Англию. У моего отца была там временная работа. Мать любила таскать меня и брата по антикварным магазинчикам, и это занятие страшно мне надоедало. Я всячески отлынивал от этих походов. Но все это было до одной субботы, когда я увидел портрет.
Рид помедлил, наполняя пустой бокал Даглесс.
– Собственно, это был не портрет, а написанная маслом миниатюра, изображавшая неизвестную даму, – пояснил он, глядя на Даглесс почти ласкающим взглядом, словно не замечал опухшего от слез лица. – В то время я не слишком вежливо выражал свои желания. Портрет был довольно дорогим, и матушка отказалась уступить моим требованиям. Но я не собирался сдаваться. В следующую субботу я сел в метро, вернулся в антикварный магазинчик и предложил все, что у меня было, в задаток за портрет. Общая сумма залога составляла что-то около пяти фунтов.
Даже сейчас при воспоминании о той сцене его лицо осветилось улыбкой.
– Теперь мне кажется, владелец лавки вообразил, что перед ним будущий известный коллекционер. В мои планы вовсе не входило собирать коллекцию. Мне был нужен портрет.
– И вы его получили? – прошептала Даглесс.
– О да. Родители, решившие, что я спятил, поначалу заявили, что миниатюра елизаветинской эпохи мальчишкам вовсе ни к чему. Но, видя, что я упорно, неделю за неделей, отдаю все карманные деньги в счет платы за миниатюру, согласились мне помочь. И как раз перед отъездом из Англии, когда мне уже казалось, что я до конца жизни не смогу собрать всю сумму, отец повез меня в магазин и, заплатив остаток денег, отдал миниатюру.
Рид с довольным видом уселся поудобнее, словно больше сказать ему было нечего.
– И портрет до сих пор у вас? – ахнула Даглесс.
– Всегда. Я никуда без него не выхожу. Хотите посмотреть?
У Даглесс едва хватило сил кивнуть.
Он сунул руку во внутренний карман пиджака, вынул маленький кожаный футляр и протянул ей. Даглесс трясущимися руками открыла футляр. Там на черном бархате лежал ее портрет, четыре века назад заказанный Николасом. Миниатюра была в серебряной оправе, усыпанной речным жемчугом.
Даглесс, забыв спросить разрешение, подняла портрет, перевернула и поднесла к свету.
– «Моя душа найдет твою», – процитировал Рид. – Так выгравировано на обороте. И подписано одной буквой «К». Я всегда хотел узнать, что означают эти слова и как звали человека, подписавшего портрет.
– Колин, – не задумываясь выпалила Даглесс.
– Откуда вы узнали?
– Что именно?
– Колин – мое второе имя. Рид Колин Стенфорд.
Даглесс резко вскинула голову и взглянула на него. Вернее, впервые увидела по-настоящему. Он посмотрел на портрет, потом на нее… посмотрел сквозь ресницы, совсем как когда-то Николас.
– Кем вы работаете? – выдохнула она.
– Я архитектор.
Сердце Даглесс куда-то покатилось.
– Вы когда-нибудь были женаты?
– Смотрю, вы не тратите лишних слов: прямо переходите к делу. Нет, я никогда не был женат, но скажу страшную правду: в один прекрасный день оставил женщину практически у алтаря. И до сих пор считаю это худшим поступком в своей жизни.
– К-как ее звали? – заикаясь, выдавила Даглесс.
– Летисия.
И тут около них остановилась стюардесса.
– Сегодня на ужин у нас ростбиф или котлеты по-киевски. Что предпочитаете?
– Надеюсь, вы поужинаете со мной? – учтиво спросил Рид.
«Моя душа найдет твою», – написал Николас. Душа. Не тело, но душа.
– Разумеется, я поужинаю с вами.
Он улыбнулся ей улыбкой Николаса.
«Благодарю тебя, Боже, – подумала она. – Благодарю тебя…»