Окрыленный, он окликнул одного из слуг, которые охраняли пленников, и настойчиво попросил позволения поговорить с человеком в белой одежде, сказав, что хочет сообщить ему нечто важное.
Слуга нехотя передал хозяину слова Тамита. Тот остановился, велел подвести юношу, посмотрел на него, как на насекомое, и высокомерно произнес:
— Что тебе нужно? Если ты, ничтожный раб, беспокоишь меня понапрасну, клянусь, по твоей спине прогуляется палка!
Тамит выпрямился.
— Я свободный человек, такой же египтянин, как и ты. Ты должен меня отпустить.
Мужчина злобно усмехнулся, и Тамит невольно подумал, как неприятно порой бывает видеть свое отражение в чужих глазах.
— Еще чего! Откуда мне знать, кто ты? Если тебя приговорили к работам в карьере, значит, ты опасный преступник! Я заплатил за тебя деньги, теперь ты принадлежишь человеку, на которого я работаю.
— Тогда позволь мне поговорить с ним.
— Мой хозяин не привык говорить с рабами.
С этими словами он велел трогать колесницу, а Тамита грубо толкнули в спину и приказали идти вперед.
Юноше не довелось увидеть Фивы, во всяком случае, те Фивы, о которых ходили легенды. Он не увидел города с мощными, словно горы, стенами, с морем цветущих деревьев, величественными особняками и Золотым дворцом, в котором жил фараон. По дороге им попадались глинобитные хижины, жилища бедняков, усталые мужчины, измученные женщины, тощие, бегающие голышом дети, жалобно блеющий скот.
Тамит обрадовался, когда его взору предстала уходящая в бесконечность голубая лента Нила — реки, дающей миру жизнь. На него повеяло покоем и домом.
Потом он увидел Город мертвых — заповедную долину, где на фоне желтых скал сияли белизной гробницы фиванской знати. То был город Вечности, полный жутковатого торжественного безмолвия, огромных теней и переменчивого волшебного света.
Когда Тамит и другие пленники добрались до места, где предстояло работать и жить, наступил вечер. Теперь белый камень казался темно-золотым, местами — багрово-красным. Это было очень красиво. Тамит невольно удивился тому, что все еще может искренне восхищаться красотой, созданной руками человека посреди удушливых песков пустыни.
Рабов сдали в руки надсмотрщиков и писца, который пересчитал живую силу и внес цифру в свиток. Здесь, как и на прежнем месте, никого не интересовали ни их имена, ни их желания, ни их мысли. Рабам разрешали оставить работу, когда солнце начинало садиться. Невольники спешили укрыться в тесной хижине, построенной из смешанной с рубленой соломой глины, где их ждал скудный ужин: ячменные лепешки, немного инжира и лука. Потом они ложились на тростниковые циновки, сожалея о том, что нечем укрыться. По ночам со стороны пустыни веяло холодом, а рабам не полагалось другой одежды, кроме набедренной повязки.
Днем безжалостное солнце накаляло известняковую облицовку гробницы так, что ее внутренность превращалась в печь; грудную клетку распирало от горячего дыхания, сознание затуманивалось, глаза заливал пот. Тамита окружали отупевшие, обозленные, обессилевшие люди. В основном это были иноземцы. Кое-кто говорил, что, когда строительство гробницы будет закончено, их всех принесут в жертву египетским богам.
Рядом с ними трудилась другая команда — эти рабы выполняли требующую особых знаний и умений работу. Им не приходилось долбить стены или поднимать тяжелые камни. Они работали с удовольствием и не выглядели измученными. Юноша пытался с ними заговорить, но они смотрели на него свысока и не желали отвечать на вопросы.
Человека, который выкупил Тамита из карьера, звали Джедхор, он приезжал почти каждый день и следил за строительством. Говорили, есть и другой, настоящий хозяин, но юноша ни разу его не видел.
Однажды к ним привели нового невольника. Он был молод, силен, но как только прошел слух, что он хетт, остальные рабы возроптали.
— Они приносят человеческие жертвы! — уверенно произнес один из них. — Рассекают человека надвое и натягивают его кожу на деревянную раму, будто шкуру животного!
— Да, — подтвердил второй, — они владеют древней магией и могут навлечь беду на любого, стоит им произнести волшебные слова! Не надо впускать его туда, где мы спим! Эти хетты —
презренные псы, пусть ночует на песке! К тому же у него рыжие волосы, а рыжий цвет приносит несчастье.
Новый невольник смотрел внимательно, чуть насмешливо и без тени страха. Было заметно, что он понимает, что о нем говорят. Он стоял, опустив руки, не собираясь бороться, и просто ждал, что будет дальше. Тамит без колебаний подошел к нему, встал рядом и сказал: