– В моем селении есть гараж, но он сегодня закрыт из-за похорон – умерла теща хозяина.
– Мир праху ее, – машинально пробормотал епископ, сжимая наперсный крест. И добавил: – Вот ведь незадача!
– Он вернется к себе часа через два-три.
– Через два-три! А есть тут поблизости ресторан?
– Если бы вы оказали мне честь, монсеньор, и разделили со мною мой скромный обед… ресторан в Эль-Тобосо я не могу вам рекомендовать – ни в отношении кухни, ни в отношении вина.
– В моем положении просто необходимо выпить стакан вина.
– Я могу предложить вам доброе местное вино и, если вас это устроит, простой бифштекс… и салат. Моя домоправительница готовит с запасом – я никогда всего не съедаю.
– Друг мой, да вы просто переодетый ангел-спаситель! Поехали к вам.
Переднее сиденье в машине отца Кихота было занято бутылью с вином; но епископ настоял на том, чтобы ее не трогать, и, согнувшись в три погибели – а он был очень высокий, – залез на заднее сиденье.
– Нельзя тревожить вино, – сказал он.
– Вино-то неважнецкое, монсеньор, а вам было бы куда удобнее…
– Со времен брака в Кане [имеется в виду брак в Кане, упоминаемый в Библии] ни одно вино нельзя считать неважнецким, друг мой.
Отец Кихот почувствовал, что его осадили, и между спутниками воцарилось молчание, пока они не доехали до маленького домика возле церкви. У отца Кихота отлегло от сердца, лишь когда епископ, пригнувшись, чтобы войти в дверь, которая вела прямо в гостиную, заметил:
– Это для меня большая честь – быть гостем в доме Дон Кихота.
– Мой епископ не одобряет этой книги.
– Святость и литературный вкус не всегда идут рука об руку.
Епископ подошел к книжной полке, где отец Кихот хранил свой служебник, молитвенник. Новый завет, несколько потрепанных книжечек по теологии, оставшихся от его занятий, и кое-какие труды своих любимых святых.
– Прошу меня извинить, монсеньер…
И отец Кихот отправился разыскивать свою домоправительницу на кухню, которая служила ей одновременно спальней, а кухонная раковина – умывальником. Женщина она была плотная, с выпирающими зубами и намеком на усики; она не доверяла ни одному живому существу, святых же в известной мере уважала, особенно женского пола. Звали ее Тереса, и никому в Эль-Тобосо не пришло в голову прозвать ее Дульсинеей, поскольку никто, кроме мэра, слывшего коммунистом, и владельца ресторана не читал произведения Сервантеса, да и то сомнительно, чтоб последний продвинулся дальше сражения с ветряными мельницами.
– Тереса, – сказал отец Кихот, – у нас гость к обеду: надо побыстрее все приготовить.
– Да ведь у нас один только ваш бифштекс и салат, ну и еще остатки ламанчского сыра.
– Бифштекса моего хватит на двоих, да и епископ такой милый.
– Епископ? Нет уж, ему я не стану прислуживать.
– Да не наш епископ. Итальянский. Прелюбезнейший человек.
И отец Кихот объяснил, при каких обстоятельствах он встретился с епископом.
– Но ведь бифштекс-то… – сказала Тереса.
– А что такое?
– Ну нельзя же подавать епископу бифштекс из конины.
– Мой бифштекс – из конины?
– Я вам всегда такой готовлю. Откуда же мне взять говядины на те деньги, что вы мне даете?
– И ничего другого у тебя нет?
– Ничего.
– О, господи, господи. Будем молиться, чтобы он не заметил. Я-то ведь не замечал до сих пор.
– А вы никогда ничего лучшего и не ели.
Отец Кихот вернулся к епископу с полбутылкой малаги в весьма смятенном состоянии духа. К радости отца Кихота, епископ согласился выпить рюмочку, а потом и другую. Может, вино притупит его вкус. Епископ уютно устроился в единственном кресле отца Кихота. А отец Кихот с тревогой изучал гостя. Епископ не выглядел опасным человеком. Лицо у него было очень гладкое – точно никогда не знало бритвы. Отец Кихот пожалел, что не побрился утром после ранней мессы, которую отслужил в пустой церкви.
– Вы сейчас на отдыхе, монсеньор?
– Не совсем, хотя, по правде говоря, я рад побыть вне Рима. Я знаю испанский, и Святой Отец поручил мне одну конфиденциальную миссию. У вас в Эль-Тобосо, наверное, очень много бывает иностранных туристов.
– Не так уж много, монсеньор: тут ведь и смотреть-то особенно не на что, если не считать музея.
– А что у вас за музей?
– Это совсем маленький музей, монсеньор, – всего одна комната. Не больше этой моей гостиной. Ничего интересного там нет – одни автографы.
– Какие автографы? Можно мне еще рюмочку малаги? А то от сидения на солнце в этом сломанном автомобиле у меня такая появилась жажда.