– Надо было мне предупредить вас. Вот что получается, когда слишком доверяешь Церкви.
– Да дело тут не в Церкви, а в епископе. Мне никогда не нравился этот епископ, да простит меня господь. Вот вы – другое дело. Очень мне жаль вас, дорогой мой друг. Ваша партия подвела вас, Санчо.
На самом-то деле мэра звали Санкас – как звали и Санчо Пансу в правдивой истории Сервантеса, – и хотя при рождении мэра нарекли Энрике, он разрешал своему другу отцу Кихоту в шутку называть его Санчо.
– Дело вовсе не в моей партии. Три человека подложили мне эту свинью. – И он снова повторил: мясник, хозяин гаража и владелец ресторанчика, который приобрел морозильник. – В каждой партии есть предатели. В вашей партии тоже, отец Кихот. Был же у вас Иуда…
– А у вас был Сталин.
– Нечего вспоминать сейчас эту старую надоевшую историю.
– История про Иуду еще старее.
– Александр Шестой… [Александр VI Борджиа (1431-1503) – римский папа, известный своей жестокостью]
– А у вас Троцкий. Правда, насколько я понимаю, теперь можно придерживаться разного мнения о Троцком.
В их препирательстве было мало логики, но это был первый случай, когда дело у них чуть не дошло до размолвки.
– А какого вы мнения об Иуде? В эфиопской церкви он считается святым.
– Санчо, Санчо, слишком мы по-разному на все смотрим, чтобы устраивать диспуты. Пойдемте ко мне, выпьем по рюмочке малаги… О господи, я же совсем забыл: епископ прикончил бутылку…
– Епископ… Вы позволили этому мерзавцу…
– Да то был другой епископ. Тот был очень хороший человек, но как раз от него-то и пошла моя беда.
– Пойдемте в таком случае ко мне и выпьем по рюмочке доброй водки.
– Водки?
– Польской водки, отец. Из католической страны.
Отец Кихот впервые пробовал водку. Первая рюмка показалась ему безвкусной, от второй он почувствовал приятное возбуждение.
– Вы будете скучать по своим обязанностям мэра, Санчо, – сказал он.
– Я решил отдохнуть. Я ведь ни разу не выезжал из Эль-Тобосо после смерти этого мерзавца Франко. Вот будь у меня машина…
Отец Кихот подумал о «Росинанте», и мысли его тотчас потекли по другому руслу.
– Москва слишком далеко, – донесся до него голос мэра. – К тому же там слишком холодно. Восточная Германия… Неохота мне туда ехать: слишком много немцев мы видели в Испании.
«А что если, – думал тем временем отец Кихот, – меня сошлют в Рим. „Росинанту“ ни за что не проделать такого пути. Епископ ведь упоминал даже про миссионерскую деятельность. А дни „Росинанта“ уже сочтены. Не брошу же я его умирать где-нибудь на обочине в Африке, чтобы над ним надругались из-за какой-нибудь коробки передач или дверной ручки».
– Ближайшее государство, где у власти стоит наша партия, – Сан-Марино. Еще рюмочку, отец?
Отец Кихот не раздумывая протянул руку.
– А что вы будете делать, отец, без Эль-Тобосо?
– Поступлю как укажут. Поеду куда пошлют.
– Будете, как здесь, нести веру верующим?
– Легче всего глумиться, Санчо. Я сомневаюсь, есть ли на свете человек, безоговорочно верующий.
– Даже папа римский?
– Возможно, в том числе и бедняга папа. Кто знает, о чем он думает ночью, в постели, после того, как прочтет свои молитвы?
– А вы?
– О, я такой же невежда, как и любой из моих прихожан. Просто я читал много книг, когда учился, – больше, чем они, но и только: все ведь забывается…
– И однако же вы верите во всю эту чепуху. В господа бога, в святую троицу, в непорочное зачатие…
– Хочу верить. И хочу, чтобы другие верили.
– Почему?
– Я хочу, чтобы они были счастливы.
– Пусть пьют водочку. Это лучше, чем фантазировать.
– Действие водки проходит. Оно уже сейчас испаряется.
– Как и верования.
Отец Кихот в изумлении поднял на Санчо глаза. До того он не без грусти смотрел на дно своей рюмки, в которой оставалось всего несколько капель водки.
– Ваши верования?
– И ваши тоже.
– Почему вы так думаете?
– Да потому, отец, что жизнь делает свое грязное дело. Верования угасают, как и желание обладать женщиной. Не думаю, чтобы вы были исключением из общего правила.
– Вы считаете, мне не следует больше пить?
– Водка еще никому не причиняла вреда.
– Я на днях очень удивился, увидев, как много пил епископ из Мотопо.
– А где это – Мотопо?
– In partibus infidelium.
– Я немного знал когда-то латынь, но теперь уже позабыл.
– А я и не подозревал, что вы вообще ее знали.