52 
У отца Кихота возникло дикое желание употребить ту же не подлежащую повторению фразу по поводу своего сана, но он сдержался.
– Немедленно принесите мне мои брюки, – сказал он, – я хочу встать.
– Эта непристойность показывает, что вы не в своем уме.
– Я же сказал вам: принесите мне мои брюки.
– Терпение, терпение, – произнес доктор Гальван. – Через несколько дней вы встанете. А сейчас вам необходим отдых. И прежде всего – никаких волнений.
– Брюки!
– Они будут у меня, пока вам не станет лучше, – заявил отец Эррера.
– Тереса! – воззвал отец Кихот к своему единственному другу.
– Он их запер в шкафу. Да простит меня господь, отче. Я ведь не знала, что он задумал.
– Вы что же, думаете, я буду тут лежать – в постели?
– Немного медитации вам не помешает, – сказал отец Эррера. – Вы вели себя крайне своеобразно.
– Не понимаю!
– Жандармы из Авилы сообщили, что вы поменялись с вашим спутником одеждой и дали им ложный адрес.
– Ничего они не поняли.
– В Леоне арестовали человека, который ограбил банк, он заявил, что вы дали ему ботинки и прятали его у себя в машине.
– Никакого банка он не грабил. Это был всего лишь магазин самообслуживания.
– Нам с его преосвященством пришлось немало похлопотать, чтобы убедить жандармов ничего не предпринимать против вас. Пришлось даже звонить его преосвященству епископу Авильскому и просить вмешаться. Очень помог также двоюродный брат доктора Гальвана. Ну и, конечно, сам доктор Гальван. Нам, по крайней мере, удалось убедить их, что вы страдаете нервным расстройством.
– Какая ерунда!
– Это самое милосердное объяснение вашего поведения. Словом, мы едва избежали большого скандала в Церкви. – И он уточнил: – Во всяком случае, пока.
– А теперь поспите немного, – сказал доктор Гальван отцу Кихоту. – В полдень – немного супа, – дал он указание Тересе, – а вечером, пожалуй, омлет. Никакого вина. Вечером я заеду и посмотрю, как наш пациент, но не буди его, если он заснет.
– И запомни, – сказал ей отец Эррера, – чтоб завтра утром, пока я буду служить мессу, ты прибрала гостиную. Я ведь не знаю, в котором часу приедет епископ.
– Епископ?! – воскликнула Тереса, и отец Кихот, словно эхо, повторил ее вопрос.
Отец Эррера даже не потрудился ответить. Он вышел из комнаты, закрыв за собою дверь, – не хлопнул ею, а щелкнул – так будет, пожалуй, точнее. Отец Кихот, не поднимаясь с подушки, повернул голову к доктору Гальвану.
– Доктор, – сказал он, – вы ведь давний мой друг. Помните, как у меня было воспаление легких?
– Конечно, помню. Постойте-ка. Это было, должно быть, лет тридцать тому назад.
– Да. Я тогда очень боялся умереть. Столько было у меня всего на совести. Вы, наверное, забыли, что вы тогда говорили мне.
– Говорил, что надо пить как можно больше воды.
– Нет, вы сказали другое. – Он поискал в памяти, но точные слова не приходили. – Вы сказали примерно так: подумайте, сколько миллионов людей умирает за одну минуту – гангстеры, и воры, и мошенники, и школьные учителя, и хорошие отцы и матери, банковские служащие и врачи, аптекари и мясники, – неужели вы в самом деле верите, что у Него есть время позаботиться о каждом или осудить?
– Я действительно так сказал?
– Более или менее так. Вы тогда не знали, как вы меня этим утешили. Сейчас вы слышали, что сказал отец Эррера: не господь, а епископ явится ко мне. Хотел бы я услышать от вас такое, что утешило бы меня перед его прибытием.
– Это куда труднее, – заметил доктор Гальван, – но вы, пожалуй, сами уже все сказали. «Пошел он к такой-то матери, этот епископ».
Отец Кихот строго следовал совету доктора Гальвана. Он спал, пока спалось; в полдень съел супа, а вечером – пол-омлета. При этом он подумал, насколько вкуснее был сыр, когда он ел его на открытом воздухе, запивая бутылкой ламанчского.
Утром он автоматически проснулся четверть шестого (ведь более тридцати лет он в шесть часов служил мессу в почти пустой церкви). А сейчас он лежал в постели и прислушивался к звуку закрывающейся двери, что будет означать, что отец Эррера отбыл, но дверь щелкнула лишь около семи. Отец Эррера явно изменил время мессы. Отец Кихот понимал, что боль, которую он при этом почувствовал, неоправданна. Ведь произведя это изменение, отец Эррера вполне мог увеличить свою паству человека на два-три.
Отец Кихот выждал минут пять (отец Эррера вполне мог что-нибудь забыть – к примеру, носовой платок) и затем на цыпочках прокрался в гостиную. На кресле, под подушкой, лежала тщательно сложенная простыня. Отец Эррера явно обладал добродетелью аккуратности, если аккуратность считать добродетелью. Отец Кихот окинул взглядом свои книжные полки. Увы! Он оставил свое любимое чтение в чреве «Росинанта». Святой Франциск Сальский, его обычный утешитель, путешествовал сейчас где-то по дорогам Испании. Он взял с полки «Исповедь» святого Августина, а также «Письма о духовной жизни» иезуита восемнадцатого века отца Коссада, в которых он, будучи еще семинаристом, порою находил утешение, и вернулся в постель. Тереса, услышав, что он ходит, принесла ему чашку чая с булочкой и маслом. Она была в прескверном настроении.
52 
