6 
Эдмунд Блэкмор встал с кресла и шагнул навстречу сыну. Это был высокий худощавый мужчина с прямым аристократическим носом и с не столько волевым, сколько упрямым подбородком. Эдмунд Блэкмор отлично владел собой, о его первом испуге уже ничто не напоминало. Он не только не изъявил желания обнять сына, но даже не пожал ему руку. Окинув Картера с ног до головы оценивающим взглядом, Эдмунд сухо сказал:
— Ты еще успеешь переодеться к обеду.
— Только сначала я хочу выпить виски со льдом, — возразил Картер.
— Что ж, наливай себе сам, только будь любезен поздороваться с Амандой.
Двигаясь с экономной грацией, которую Пейдж уже заметила раньше, Картер пересек комнату и чмокнул мачеху в щеку.
— Аманда. Ты отлично выглядишь.
— Спасибо, Картер, — холодно ответила женщина, даже символически не изобразив ответное приветствие. — Наливай себе виски, а я попрошу Уоррена принести еще один прибор.
Стивен взял Пейдж за руку и потянул, вынуждая выйти вперед.
— Папа, Аманда, знакомьтесь, это Пейдж Кенсли. Пейдж, это мой отец Эдмунд Блэкмор и моя мачеха Аманда Блэкмор.
Пейдж поздоровалась за руку с отцом Стивена и с его женой, произнесла приличествующие случаю слова. Когда ей предложили выпить перед обедом, она выбрала джин с тоником и сама не заметила, как оказалась вовлеченной в светскую беседу о садах и цветах. Аманда предложила ей утром осмотреть сад. Эдмунд стал рассказывать, кто изображен на портретах. Картер молчал, не участвуя в общем разговоре. Наконец минут через тридцать горничная проводила Пейдж в отведенную ей комнату.
Пейдж закрыла за собой дверь и прислонилась к косяку. Её подмывало схватить вещички и сбежать с острова, оставив милое семейство выяснять отношения. Она не понимала, почему Картер вообще решил воссоединиться с родственничками. Они были явно не в восторге от его появления, никто даже не поинтересовался, как у него дела или почему он вернулся. Для Пейдж оставалось неясным, почему он уехал. И когда. И при каких обстоятельствах.
Горничная распаковала вещи Пейдж и развесила в шкафу на плечиках. То, что помялось, было тщательно выглажено. Пейдж переоделась в белые шелковые брюки и длинную тунику и надела босоножки на высоких тонких каблуках. Немного румян на скулы, чуть-чуть блеска на губы, пару раз расческой по волосам — и она готова. Пейдж покинула свою комнату и без особого энтузиазма пошла по коридору в сторону лестницы. Вечер предстоял долгий.
Одна из дверей открылась, и в коридор вышел Картер.
— Подождите, Пейдж, пойдем вместе, а то заблудитесь.
Пейдж оглянулась. Картер был в темно-сером костюме и в белой рубашке, воротник которой подпирал элегантно завязанный узел жемчужно-серого шелкового галстука, но волосы как были растрепаны ветром, так и остались. В глазах Картера горела решимость. Неужели я назвала его привлекательным? — мысленно удивилась Пейдж. Слишком слабое определение для мужчины, каждой своей клеточкой излучающего силу, ум и животный магнетизм. Магнетизм, который буквально втягивал ее в свое силовое поле. Уже одно это выделяло его из всех прочих мужчин — Пейдж считала себя не восприимчивой к мужскому обаянию, а от сексапильных красавцев и вовсе старалась держаться подальше.
Остановившись в шаге от Пейдж, Картер неторопливо окинул ее взглядом.
— Весьма элегантно. Скромно, но со вкусом — то, чего никогда нельзя было сказать ни о Эдмунде, ни об Аманде.
— Следует ли понимать это как комплимент?
— Не напрашивайтесь на лесть.
— А как еще я узнаю, что вы думаете на самом деле?
— Хорошо, тогда внесу ясность. Понимайте так, что вы — самая прекрасная женщина, какую мне только доводилось видеть.
— Я? Прекрасная?
— Полно, неужели вы никогда не смотрели на себя в зеркало?
— У меня слишком большой рот, а нос наоборот, маленький и вздернутый.
— Совсем чуть-чуть, кроме того, безупречное совершенство — это скучно. — Картер неторопливо поднял руку и погладил Пейдж по щеке, а потом дотронулся до уголка губ. — Мне хотелось это сделать с той самой минуты, когда я вас впервые увидел, — хрипло сказал он.
Пейдж покраснела.
— Ерунда! Я помню, что, когда мы встретились, вы хотели, чтобы я убралась с причала и оставила вас одного, так что не надо теперь притворяться, будто вы были сражены моей неземной красотой.
— Во-первых, я никогда не притворяюсь. А во-вторых, я способен испытывать несколько чувств одновременно.
6 
