И снова жизнь, полная забот, снова возводятся стены, художники смешивают краски, запечатлевают сцены насилия, сцены изобилия, зверей и людей… И вот, все они исчезли. Такие же люди, как она. И никто ничего о них не знает. Не в силах справиться с эмоциями, девочка обнимала Дэйму.
— Они просто сгинули… Они жили здесь так долго… А теперь мы о них ничего не знаем…
Но она уже больше не чувствовала себя маленькой и беззащитной. Обнимая Дэйму, девочка понимала, что она, Маара, теперь взрослая, а Дэйма — ее ребенок, нуждающийся в материнской защите и опеке. Обнимая Дэйму, Маара инстинктивно сдерживала порыв, чтобы не повредить ее старых костей, чудом державшихся вместе.
Игра у подножия скалы перешла в ожесточенную драку, как часто случалось и ранее. Скальные подогревались наследственной ненавистью к этому чужаку, теперь они нападали на Данна объединившись. Маара принуждала себя сидеть спокойно, не вмешиваться, хотя ее подмывало вскочить и броситься на подмогу к брату. Ее жизнь по-прежнему была осенена лишь одной целью: Данн, Данн, Данн. Внизу мелькали палки, ноги, кулаки… Наконец Данн ощутил, что более не в силах сдержать натиск разъяренных врагов, оторвался от наскакивавшей на него своры и припустил к полуразрушенному дому с рухнувшей крышей, оставив преследователей позади. Вот он уже взлетел на стену и осыпает оставшихся внизу камнями и обидными словами. Но это опасно! Стена может рухнуть. Из-под ног Данна вывалился камень, упал вниз, мальчик едва успел отскочить, а Маара с трудом сдержала испуганный выкрик. Деревенские отдышались, отправились восвояси. Данн соскользнул со стены и понесся домой. Там он прихватил два ведра и побежал по деревне к стаду молочниц, на дойку. Старую Мишку сменила ее дочь, Мишкита. Когда у Мишки снова иссякло молоко, Маара опять направилась к Кулику. В этот раз он смерил ее долгим сумрачным взглядом, которого девочка понять не смогла. Наконец он кивнул и проворчал:
— Приводи, когда созреет.
Мишку покрыл ее собственный сын Данн, и она родила Мишкиту.
— Не выходи вечером, Маара, — сказала тогда Дэйма. — Он на тебя глаз положил. Это еще хуже ненависти.
Но Маара не прекратила вечерних и ночных прогулок. Встречаясь с Куликом, она вся сжималась от ужаса, видя на его лице неуклюжую дружескую гримасу.
Данн опустился перед Мишкитой на колени, остерегаясь ее копыт, быстро и ловко выдоил ее, периодически оглядываясь, опасаясь нападения. Не так давно он отогнал от молочниц ватагу местных, двоих поколотил. Скальные ребятишки дразнили животных, и Данн пообещал вздуть каждого, кто приблизится к стаду.
Дэйма уже не принимала никакой пищи, кроме молока, а если дождей не будет, то молоко тоже пропадет.
Белой муки тоже осталось немного. Купец заехал к ним, но долго кривился и втолковывал непонятливым местным, что ради одного только желтого корня нет резону переться в такую даль.
Маара экспериментировала с местными растениями, собирала семена трав, толкла их в муку на камне. Съедобно, но за день упорного труда можно было добыть лишь чашку муки. Однажды ей повезло: в поисках желтого корня она выкопала круглый клубень размером с голову ребенка, заполненный вязкой белой массой. Она сварила эту массу и попробовала на себе под внимательным взглядом Дэймы, сидящей рядом с рвотным средством наготове. Каша из этого корня оказалась, однако, вполне съедобной и питательной. Все вокруг пересыхало. Питались крайне скудно. Белая мука, желтый корень, этот новый корнеплод… немного молока, чуть сыра… Постоянное недоедание, глухой привычный голод.
— Ни разу не наелись за пять лет, — утверждала Дэйма. — И с чего только дети растут, как камыш после дождя? С воздуха, что ли?
— С пыли! — смеялись Маара и Данн.
Через два года после прибытия детей над деревней прошла гроза. Не далекий потоп в горах, после которого несется, сметая все на своем пути, бурный бурый поток, а сильный дождь сверху, с неба. Резервуары возле домов, в том числе и возле заброшенных, наполнились водой. Дэйма и дети носили воду из наружного бака в дом. Вскоре после первого ливня прошел второй. Из земли, из камней, из глины буйно полезла трава, зазеленели кусты и деревья, пышным цветом расцвели руины древних построек, налились жиром бока самок молочниц, ожили и двуногие обитатели скальной деревни. Ямы-затоны в русле заполнились водой, объединились в реку, река понеслась к далекому морю; возле большой реки и ее притока все время толпились животные, блеяли, мычали, рычали, пили, кормились тем, что росло у реки и плавало в реке, не брезговали и друг другом. Конечно, животных осталось намного меньше, чем в былые времена, но они принялись усердно размножаться. Кулик с сыновьями отправился отлавливать малышей. Охотиться на взрослых зверей ни у кого не было сил. Добытым мясом ни с кем не делились. От реки через узкий канал отвели воду в мелкую ложбинку, приставили круглосуточную охрану, чтобы не забрались туда жалохвосты и водные драконы, и каждый день купались там всей деревней, для пущей безопасности в одно и то же время. Кое-кто начал даже улыбаться Мааре и Данну, когда они вместе с Дэймой в свою очередь выходили на дежурство к пруду.