Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
45 
— Тебе тоже нужен нож. И чтобы все видели, что он у тебя есть, — прервал Данн ход ее мыслей.
Они вскарабкались выше, туда, откуда видны были озеро, река и котловина. Горы, которые они пересекли вчера, казались издали свежими и высокими.
— Выходит, ливни пролились где-то в этих горах, — сказала Маара. — Главный поток ушел куда-то в сторону. Иначе озеро было бы больше. И не протухло бы.
— Здесь давно дождя не было, — мрачно ответил Данн. Маара снова задумалась. От того, где пролился дождь и куда пошел поток, зависело, жить ей или умереть. Как будто услышав мысли сестры, Данн продолжил: — Все от случая зависит. Повезет — жив, не повезет — покойник. Тебе нож нужен! — напомнил он.
Они разыскали местечко с хорошим обзором и залегли там. Несколько раз слышали голоса и шаги проходивших мимо людей с лодки.
— Они думают, что могут двинуться по реке дальше.
— А что, не могут?
— Нет.
Она хотела спросить, что станется с этими людьми. И что ждет их самих. Но Данн уже заснул. Маара дождалась, пока он проснется, и улеглась спать. С рассветом они позавтракали ворованным хлебом с водой и съели по одному желтому корню. Провизии почти не осталось. Сухие листья оказались настолько горькими, что Маара не смогла их в рот взять. Данн сказал, что их нужно сварить, но не было спичек.
— Ничего, завтра едой разживемся, — пообещал он и улыбнулся, похлопав сестру по плечу. Тут же отдернул руку: из-за валунов послышались голоса, и снова на лицо его вернулось настороженное выражение, а в руке сверкнул нож.
Но все стихло, и Данн вернул нож в специальный узкий карман за пазухой. Он присел возле мешков, вытащил сверток коричневых рубах и две расстелил на камнях. Одну из них лишь вчера сняла с себя Маара. Оба воззрились на эту рубаху с немалым удивлением. Она сверкала как новенькая, разгладилась, лишилась всяких пятен, морщин и потертостей, которыми изобиловала, будучи натянутой на отощавшее тело Маары, таскавшей ее каждый день, почти не снимая, на протяжении многих месяцев. Они смотрели на сияющую рубаху почти с ужасом, оба грязные, пропотевшие, запыленные.
— Как они это делали? — пробормотал Данн. — Эти рубахи, ведра — вещи, не мнущиеся и не бьющиеся… Как?
Он принялся вертеть рубаху, мять ее, тянуть, рвать — бесполезно, ткань не поддавалась. Данн вздохнул, и Маара поняла его ощущения, ибо чувствовала то же самое.
Затем он вытащил из мешка полоску ткани с монетами; все время оглядываясь по сторонам, отделил одну, остальные спрятал. Блестящий тонкий диск остался на сером камне. Оба одновременно вздохнули. Когда сделана эта монета? Тоже ведь очень давно. И сейчас лежит на старом валуне, самая примечательная и привлекательная вещь на много миль в округе.
— Если разменять хоть эту одну монету… — Данн засунул ее туда, где держал нож. — Скажем, что ты мой брат.
— Ага… И как меня зовут? — Вот снова возникший в памяти владетельный Горда велит ей забыть прежнее имя. И она забыла! Она больше не помнила, как ее звали в раннем детстве. И решительно шагнула еще дальше от своего старого имени. — Пусть будет Маро. Данн и Маро.
Они начали спуск, объединенные палкой с бидонами. Среди мертвых деревьев здесь попадались полумертвые и даже полуживые. Возможно, корни их уходили очень глубоко, доставали воду из глубин немыслимых. Сладковатый тошнотворный запах, усилившийся, когда они вышли на равнину. Очень сильный.
— Кладбище, — поморщился Данн. — Очень много народу зарыто.
— Умерли от засухи?
— Война.
— Из-за чего?
— Из-за воды, конечно. Кому владеть истоками реки, которая течет в котловину, в то озеро…
— Кто победил?
— Ха! Какая разница… Все проиграли. И все равно все сохнет.
Запах постепенно ослаб, затем они и вовсе вышли из сферы его действия.
Данн шагал легко и свободно, однако очень осторожно, то и дело вертел головой, поворачивался на любой подозрительный шум, причем иной раз так резко, что Маара дивилась, как его шея выдерживает. Ступни Данна, казалось, сами видели, где пыль, где камень, уверенно и бесшумно перемещали тело хозяина по бездорожью. Маара попыталась приспособиться к его манере ходьбы, перенять ее. Она знала, что впереди люди, а, когда улавливала взгляд Данна, жесткое и холодное выражение его глаз пугало ее. Они подошли к городу, дома которого размерами превосходили все виденные ею ранее, хотя, насколько Маара помнила, дом ее родителей тоже был велик и просторен: окна внизу, окна над ними… Они шагали по улице между безобразными кирпичными строениями, возле которых цвели когда-то сады. Но от растительности остались лишь голые высохшие палки да прутья, окутанные паутиной; в садах хозяйничали скорпионы и пауки. Иные пауки достигали размеров младенца — такой величины был Данн, когда его впервые доверили заботам сестры. Блестящие многоглазия пауков провожали идущих. И ни одной пары глаз людских!
45 
