Тем же путем они вернулись обратно, Ида отвела Маару в комнату с одной кроватью.
— Отдохни пока. Не надо перенапрягаться после лечения.
Когда Маара поднялась, она нашла Иду на прежнем месте, уныло созерцающей свои изящные ножки. Увидев Маару, Ида улыбнулась и предложила ей сесть рядом.
— Итак, что ты видела?
Маара улыбнулась сквозь слезы, невольно выступившие на глазах от этого простого, знакомого с детства вопроса. В памяти всплыли Дэйма, родители…
— Махонди — рабы, но они всем тут управляют, а их господа ничего не понимают, потому что ленивы и все время жуют мак.
— Прелестно. Наблюдательная девочка. Но слишком поспешно делаешь выводы. Вовсе не всем мы тут управляем. И не можем помешать им использовать наших девушек. И парней, кстати, тоже. — Маара недоуменно уставилась на Иду. — Что, никогда о таком не слыхала?
— Мужчина с мужчиной? — Маара помотала головой. — Как же так… — Она сразу подумала, что Данну угрожает опасность.
— Что еще видела, Маара?
— Хелопс пустеет. И поэтому нужны рабы, ведь работать некому. И скоро Хелопсу конец. — В голосе ее вместо злорадства ощущалась печаль.
— Но они утверждают, что Хадрон простоит еще тысячу лет.
— Ерунда.
— Пищи хватает. Своя растет. Хранилища полны, молочные животные дают молоко, север поставляет продукты за мак и коноплю.
Маара молчала, и Ида подбодрила ее:
— Так что же ты видела?
— Видела, что детей нету. Детей совсем не видела.
— Детей ожидают от наших рабынь, но они очень редко беременеют.
— А местные?
— Их женщины беременеют еще реже.
— Что-то с ними не так?
— Похоже, что и с нами что-то не так. Сейчас со всем что-то не так.
У Маары в памяти всплыли давние беседы с Дэймой.
— Но ведь каждая женщина рождается со всеми положенными ей яйцами. И в каждом мужчине хватает семени на весь Хелопс.
— О-о, какая ты у нас грамотная. Откуда ты это знаешь?
— Дэйма рассказывала. Она из Рустама.
— Она хранительница памяти?
— Я не знаю, что это такое.
— Это человек, который запоминает все, что знает семья.
— Может быть. Похоже, что так.
— Мы много забыли. Многое потеряли. Что она еще тебе говорила?
— Что бывает каждый месяц время, когда можно безопасно… ну…
— Говори, говори, не стесняйся.
— Хотела бы я пойти в школу, учиться…
— Мне сдается, что ты кое о чем знаешь больше, чем мы. А с семенем нашим что-то случилось, уж с мужским ли, с женским — кто знает…
— Но ведь лучше не рожать детей, когда времена такие… тяжелые.
— Здесь вовсе не плохая обстановка, — возразила Ида. Она вздохнула, опустила ноги на пол, снова задрала их на табуреточку. — Маара, роди мне ребеночка, когда поправишься. — Она как будто чуть не заплакала, увидев реакцию Маары. — Нет? Почему? Я стану и за тобой присматривать, и за ребенком, ни в чем не будете нуждаться.
— Я насмотрелась на детей, я видела, как они умирают, большие и маленькие.
— Но у нас здесь пищи на долгие годы! Я так хочу ребенка! Но у меня не получается. Сколько раз беременела, и каждый раз теряла. — Она заплакала. Крупные слезы стекали по накрашенным ресницам, нарумяненным щекам, падали на чистое платье, оставляя пятнышки. — Ты не представляешь, что это такое, страстно хотеть ребенка, зачать — и потерять его.
— Кроме того, я такая уродина, что на меня никто и смотреть не пожелает. — Мааре хотелось, чтобы это прозвучало шуткой, но получилось ожесточенно, лицо ее страдальчески сморщилось. Вокруг столько привлекательных женщин с пышными выростами на груди, а у нее…
— Ой, Маара, перестань! Ты меняешься на глазах. Мы еще об этом поговорим. Кайра пробовала, но никак не может зачать.
Маара вдруг подумала, что никогда не видела такого несчастного создания. Много она видела отчаяния на лицах, встречала людей до смерти перепуганных, взбудораженных, но такой печати горя припомнить не смогла. А ведь у этой женщины вдосталь воды и пищи, всегда наготове чистая одежда, удобные помещения для отдыха… И собой она хороша… Чего еще желать?
— Пора тебя представить нашим девушкам, — резко сменила тему Ида. — Они умирают от любопытства. Много можешь с ними не болтать, тебе еще придется подробно рассказать все нам завтра.
И почти тут же Маара оказалась в центре внимания букета красавиц, улыбающаяся, но втихомолку страдающая из-за своей безобразности. Ее приобщили к приготовлению творога, засыпали вопросами, но ответов не понимали. Они выросли в Хелопсе, с трудностями не встречались. Чашка воды на день — этого им не понять. Ничего, кроме желтого корня да лепешек из муки хлебного плода на столе в течение месяцев и целых лет, — такое они считали явным преувеличением. Не мыться — как это так, для мытья вода всегда имеется! Они улыбались Мааре, обхаживали ее, как глупое дитя или мелкого беспомощного зверька.