Я находилась в классной комнате с Мириам, которая часто бывала нетерпелива со мной, эта высокая, бледная женщина. Мне было десять лет, значит, ей должно было быть двадцать пять. Она была раздражительна — они все были такими, потому что не могли забыть те лучшие дни, — и иногда смотрели на меня с холодной неприязнью. Я никогда не думала о ней как о своей сестре.
В тот день, когда гости Оукланд Холла, отправляясь на охоту, проезжали мимо нас, я подбежала к окну.
— Джессика, — воскликнула Мириам. — Что ты делаешь?
— Я только хотела посмотреть на всадников, — ответила я.
Она схватила меня за руку, не слишком нежно, и оттащила от окна.
— Они могут увидеть тебя, — прошипела она, как если бы это было пределом падения.
— Ну и что, если они увидят меня? — возразила я. — Они уже видели меня вчера. Некоторые из них помахали мне и крикнули: «Привет!»
— Не смей больше разговаривать с ними, — яростно повторила она.
— Почему?
— Потому что мама рассердится.
— Ты говоришь о них так, как будто они дикари. Не понимаю, что плохого в их приветствии.
— Ты ничего не знаешь, Джессика.
— Конечно, не знаю. Мне ничего не говорят.
Мгновение она раздумывала, а затем, решив, вероятно, что некоторая откровенность не помешает, если убережет от смертного греха, который кроется в дружеских отношениях с гостями Оукланд Холла, Мириам сказала:
— Когда-то Оукланд Холл принадлежал нам. Мы никогда этого не забудем.
— Почему же он теперь не наш?
— Потому что они отобрали его у нас.
— Отобрали? Как?
Я тотчас же представила себе битву: мама, воинственная и властная, командует семьей, остальные с зубчатых стен поливают кипящим маслом злобного врага, осадившего наш замок. Мириам и Ксавье безропотно подчиняются ей, а отец пытается разобраться в причине нападения врага.
— Они купили Оукланд Холл.
— Зачем же вы продали его?
Губы ее сжались.
— Потому что мы не могли позволить себе дальше жить там.
— О, — сказала я, — бедность. Итак, именно там проходили наши лучшие дни.
— Ты никогда не знала их. Все это произошло до твоего рождения. А я провела детство в Оукланд Холле. Я знаю, что означает опуститься до этого состояния.
— Но почему мы обеднели?
Мириам не отвечала. Она лишь сказала:
— Мы должны были продать дом этим… варварам. Однако у нас остался Дауэр Хауз. Это все, что есть у нас теперь. Ты поняла, почему мы не хотим, чтобы ты уделяла внимание людям, отобравшим наш дом?
— Они в самом деле варвары… дикари?
— Не лучше.
— Они кажутся обычными людьми.
— О Джессика, ты такое дитя! Ты не разбираешься в подобных вещах, и будет разумнее предоставить это страшим, но теперь, по крайней мере, ты знаешь, что когда-то мы жили в Оукланд Холле, и, может быть, поймешь, почему мы не хотим, чтобы ты, как простая крестьянка, разглядывала его обитателей. А теперь пора перейти к алгебре, и если ты собираешься получить хоть какое-то образование, то должна уделять больше внимания книгам.
Но кто может интересоваться иксами и игреками после такого открытия? Теперь я отчаянно старалась узнать что-нибудь о варварах, отобравших наш дом. Это было начало. Энергично и, как мне казалось, искусно, я начала свое расследование.
Уверенная, что расспросы среди слуг принесут мне больший успех, я принялась за Беднягу Джармина, который целыми днями летом и изредка зимой бывал в Дауэр Хаузе, приводя в порядок наш сад под наблюдением мамы. Бедный Джармин! Он сказал мне, что Беднягой его сделала природа, подарив ему жену и по ребенку каждый год. Я считала, что это несправедливо по отношению к природе. «Природа — наша благодетельница», обычно писала я каллиграфическим почерком под диктовку Мириам. Очевидно, она была слишком благосклонна к Бедняге Джармину. Это сделало его очень робким, и он почтительно кланялся всем, кроме меня. Мне он говорил:
— Держитесь подальше от этих проклятых клумб, мисс Джессика. Если хозяйка увидит, что их топчут, она будет ругать меня.
Целую неделю я по пятам ходила за ним в надежде выудить у него какую-нибудь информацию. Я собирала цветочные горшки, наблюдала, как он подрезает ветки и выпалывает сорняки. Он сказал:
— Что-то вы очень заинтересовались садоводством, мисс Джессика.
В ответ я улыбнулась, не объясняя ему, что меня интересует прошлое моей семьи.