Острый взгляд Мадди заприметил что-то необычное.
— Что случилось? — спросила она. — Вас, мисс, как будто нет здесь. Вы где-то далеко. Что вы замышляете?
— Я уже не дитя, — возразила я. — Ты иногда забываешь об этом. У меня есть полное право думать не только о том, как варить овощи.
— Не горячитесь так, — ответила она. — Вы такой не были до походов в Оукланд Холл. Удивляюсь, что вам разрешают бывать в этом доме.
— Можешь оставить свое мнение при себе, Мадди, довольно с меня на сегодня, — сказала я с гордым видом.
Сразу после завтрака я пошла к ручью. Казалось, мир перевернулся. Бен, которого я так любила, солгал мне об отце. Как мне примириться с этим… и в то же время, разве я могу разлюбить Бена и не страдать оттого, что он скоро покинет нас. А теперь он заставляет нас принять его чудовищное предложение, зная, что оно невыносимо для меня и Джосса, которого он так любит… обожает, можно сказать. Я просто не могла понять его. Самое тревожное было то, что я не понимала и себя, потому что где-то в глубине души я оценивала сложившееся положение. Я на самом деле обдумывала возможность замужества. Вдруг я увидела Джосса, который вышел из рощи и направился ко мне.
— Я увидел вас и подумал, что нам стоит поговорить. Идите сюда, — сказал он.
Мне показалось более удобным находиться на стороне Оукланд Холла, где меня не могли увидеть из Дауэр Хауза, и повиновалась.
Когда мы направились к тенистым деревьям, он спросил:
— Вы решили?
— Это невозможная ситуация, — воскликнула я.
— Но она существует и поэтому не может быть невозможной. С другой стороны — это честное предложение.
— А сами вы приняли решение? — спросила я.
— Да, я готов идти вперед.
— Вы хотите сказать… жениться на мне?
— Это было предложение. О, не смотрите на меня с таким траурным видом. Вас не ожидает казнь.
— Я испытываю нечто подобное.
Он громко засмеялся. Но затем стал серьезным.
— Боюсь, Бен недолго проживет. Он был очень слаб сегодня утром. А он хочет, чтобы церемония состоялась раньше, чем он умрет.
— Это может быть… скоро.
— Если вы согласны, нет причины откладывать.
Мы стояли около высокого дерева. Он взял меня за руку и потянул, чтобы я села рядом с ним, и сразу же отпустил ее, но я все еще ощущала тепло его ладони. Я почувствовала волнение, которое не могла скрыть.
— Надеюсь, у вас больше никого нет на уме?
— Не понимаю.
— Давайте называть вещи своими именами. У вас нет любимого… Вы собирались за кого-нибудь замуж?
— Нет.
— Значит, все очень просто. Я получу разрешение… ввиду болезни Бена. Мы могли бы очень скоро пожениться.
Я ответила:
— А вы? Вы хотели на ком-нибудь жениться?
— Нет, — ответил он.
— Кажется, вы уже принялись за дело.
— Как еще я мог поступить? Я вижу, что испытывает Бен. У него было сильное чувство к вашей матери. И не только к ней… Ко всему этому — к имению, к людям, ведущим свой род от Завоевателя… И он хочет соединить эти семьи. У него есть дом, но нет голубой крови. Если мы поженимся, у наших потомков часть крови будет такой, а спустя несколько поколений наша семья будет гордиться своим происхождением, — он цинично рассмеялся.
Я почти не слушала его. Меня задело то, что он сказал о потомках. Это было слишком.
Я резко сказала:
— Боюсь, я никогда не смогу…
Он посмотрел на меня внимательно, как бы проникая в мои мысли. Мне стало неловко: я знала, он понимает, что тревожит меня.
— На кон поставлено слишком много, — сказал он. — Бен сделает то, что говорит, я хорошо его знаю. Он понял, что единственный способ поженить нас при таком недолгом знакомстве — это пригрозить. Наш Бен может быть безжалостным.
— Я это знаю.
— Он мне много рассказывал о вас, о вашей семье… Он приговорит вас к пожизненному заключению в Дауэр Хаузе, если вы не выйдете за меня. Ненастье или глубокое синее море — вот ваш выбор. А для меня — потеря компании, которую я создавал вместе с Беном. У меня есть акции, но самая большая часть их у Бена, и он угрожает, что передаст их кому-нибудь. И тогда, если я даже и останусь в компании, я ничего не буду значить, а Бен хорошо знает, что я не соглашусь на это. Он поймал меня, потому что знает — я скорее приму что угодно, чем…
— Даже меня?
— Даже женитьбу, которой я тридцать два года успешно избегал.
— Значит, были такие женщины, которые стремились…