133 
Не думаю, чтобы эта история способствовала смягчению нрава Эдуарда. С тех пор он уверился, что ему все позволено.
Через несколько дней Эдуард так отличился на турнире, что я окончательно его простила. Он был так красив, так благородно держался, так доблестно выступал, так грациозно мне поклонился! Ничего, утешала я себя, впредь он будет сдержаннее и разумнее.
Вскоре после этого Эдуард женился на Анне, дочери Сесила. Когда дети растут рядом, привязанность между ними возникает сама собой. Я сказала Сесилу, что подобные браки бывают самыми прочными, но вид у моего министра был несколько кислый. С одной стороны, он был польщен обретением столь высокородного зятя, с другой, слишком хорошо знал нрав и темперамент молодого человека.
Оксфорд был из породы молодых мужчин, которым во что бы то ни стало нужно обратить на себя внимание — любой ценой. Ах, если бы только ему хватало славы победителя турниров и светского красавца! Но нет, молодой граф считал, что обязан блистать во всем. Главное — чтобы о нем все время говорили.
Когда Норфолк перед казнью сидел в Тауэре, Эдуард замыслил освободить узника, причем сделал это с одной-единственной целью — произвести фурор. Герцог Норфолк приходился ему дальним родственником через некую Анну Ховард, вышедшую замуж за одного из мужчин рода де Вир. Естественно, из затеи Эдуарда ничего не вышло, и он лишь рассорился со своим тестем Сесилом.
Чувствуя себя униженным и оскорбленным, граф Оксфорд поклялся, что люто отомстит своему бывшему опекуну. Эта клятва изрядно меня встревожила.
Однако Сесил не отнесся к угрозам Эдуарда хоть сколько-нибудь серьезно.
— Своенравный мальчишка, — пожал плечами мой министр. — Ох, не знаю, что его ждет в будущем.
— Его мстительность мне не нравится, — с тревогой сказала я.
— Ерунда, глупый мальчишка.
В конце концов я дала Сесилу меня успокоить.
— Он хочет поступить на службу во флот, — сказал Сесил.
— Ни в коем случае, — отрезала я.
У меня были на то свои причины. Во-первых, Эдуард слишком безрассуден, а я все больше и больше гордилась своим быстро растущим флотом. Ну а во-вторых, не хотелось лишаться такого приятного придворного.
— Мне удалось убедить его, что ему лучше остаться при особе вашего величества, — добавил Сесил, и я одобрительно кивнула.
Однако невозможно было требовать от такого человека, как Оксфорд, чтобы он не попадал в истории. Вскоре юный граф затеял ссору с другим придворным, пользовавшимся особым моим расположением.
Звали этого молодого человека Филипп Сидни. Мало того, что он обладал разнообразными талантами, но кроме того, он еще и был сыном моей несравненной Мэри Сидни, когда-то спасшей меня от оспы. Уже одного этого было достаточно, чтобы я испытывала к юноше благосклонность. Мой интерес к Филиппу укрепляло и то, что он приходился племянником Роберту и тот всегда покровительствовал мальчику, который взирал на дядю, как на живого Бога. Юноша был очень хорош собой, отличался серьезным и вдумчивым нравом, получил прекрасное образование, писал неплохие стихи. Мэри показывала мне его сочинения, вся светясь от гордости. Одним словом, Филипп Сидни числился у меня на особом счету.
Оксфорд знал об этом и мучился ревностью. На своего главного соперника, графа Лестера, наскакивать он не решался, поэтому решил нанести удар по племяннику.
Ссора произошла на площадке для игры в мяч. Сидни состязался со своим другом, когда к играющим приблизился граф Оксфорд и велел им немедленно убираться, потому что ему, Эдуарду де Виру, угодно немного поразмяться.
Сидни, естественно, ответил:
— С какой стати мы будем уходить? Подождите, пока закончится игра.
— Не смей мне дерзить, щенок! — возопил Оксфорд.
Филипп вспыхнул и тут же вызвал графа на поединок.
К счастью, меня немедленно информировали об этом происшествии, и я страшно рассердилась. Дуэли были запрещены законом, я не могла допустить, чтобы мои подданные убивали друг друга по всякому дурацкому поводу. И уж тем более мне не хотелось терять ни одного из молодых красавцев, составлявших гордость двора.
Я вызвала Филиппа Сидни и потребовала объяснений. Он ответил, что граф Оксфорд оскорбил не только его, но и его отца, ибо если сын щенок, то отец — пес.
— Какая чушь! — воскликнула я. — И какова причина! Площадка для игры в мяч! Не могу поверить, что у меня при дворе водятся такие болваны! Неужто вы, мой юный петух, готовы пролить кровь ближнего из-за нескольких сгоряча сказанных слов?
133 
