155 
— Ваше величество не ранены? Благодарение Господу!
— Эта пуля предназначалась мне, — прошептала я.
— Нет, ваше величество. Думаю, стреляли в меня.
Я сняла с шеи шарф и протянула одному из слуг.
— Перевяжите несчастного, пусть им займется лекарь.
Мне сказали, что у гребца прострелены обе руки.
Потом все восхищались хладнокровием, которое я проявила в этой ситуации. Что ж, в критические моменты я и в самом деле не теряю присутствия духа. Совсем иначе, увы, я вела себя, когда узнала о двуличии Роберта!
Стрелявший громогласно заявлял, что выстрел произошел совершенно случайно и он не хотел ни в кого попасть.
В Гринвиче мы сделали остановку.
Де Симье был уверен, что все это козни Роберта, решившего отомстить своему недругу, но я знала, что граф Лестер не стал бы подвергать мою жизнь такому риску. Я была уверена, что он все равно меня любит. Да, он женился, но лишь потому, что понял: моим супругом ему не стать. Распутная шлюха воспользовалась его слабостью и тягой к плотским утехам. В конце концов, Роберт всего лишь мужчина, если бы я ответила на его чувство, он принадлежал бы мне и только мне. А стало быть, Роберт ни в чем не виноват.
Следствие, учиненное в связи с инцидентом на реке, установило, что стрелял некий Томас Эпплтри. Этот человек клялся и божился, что ни в чем не виноват, а его мушкет выстрелил непроизвольно. Если бы он случайно попал в королеву, то наложил бы на себя руки. Я вмешалась в ход разбирательства и сказала, что прощаю виновного, ибо уверена в отсутствии злого умысла. Более того, я потребовала, чтобы бедолагу не выгоняли со службы.
— Вы справедливы и милосердны, ваше величество, — сказал мне Суссекс. — Виновность этого человека не доказана, и вы истолковали сомнение в его пользу.
— Милорд Суссекс, я для своих подданных как любящая мать и всегда готова прощать их, — ответила я.
Мои слова стали известны в народе, а Томас Эпплтри наверняка сделался моим ревностнейшим сторонником до конца своих дней. Таким образом, происшествие на реке способствовало увеличению моей популярности.
Французский посол, однако, остался в твердом убеждении, что на него покушались люди мстительного графа Лестера.
* * *
Мне доложили, что Роберт, живя в Уонстеде, тяжело заболел и не поднимается с постели.
— Так ему и надо! — сердито ответила я. — Это Господь покарал его. Название его недуга — нечистая совесть. Надеюсь, он никогда не излечится.
Однако ночью я не могла сомкнуть глаз, представляя, как бледный, измученный Роберт лежит в постели, умоляя меня о прощении, и мне захотелось сказать ему хотя бы несколько ласковых слов. Вдруг он не поправится? Вдруг его недуг смертелен?
Наутро я решила, что наведаюсь к Роберту и посмотрю, насколько он болен. Я отправила гонца в Уонстед, чтобы волчица вовремя убралась оттуда.
Поместье Уонстед расположено совсем недалеко от Лондона, и много времени поездка не заняла.
Я сразу отправилась в опочивальню, приблизилась к ложу и увидела, что Роберт смертельно бледен и истощен.
— Роберт! — в испуге воскликнула я, беря его за руку. — Ты и в самом деле заболел!
До этой минуты я была уверена, что он выдумал свой недуг, дабы разжалобить меня.
Роберт открыл глаза и слабо улыбнулся. Его губы шевельнулись, но я разобрала лишь:
— Милостивая госпожа… пришли… увидеть меня…
От крайнего беспокойства я ответила с чрезмерной резкостью:
— Разумеется, я пришла. Ты ведь знал, что я приду. Приду, несмотря на то, что ты повел себя как последний дурак!
Я дотронулась рукой до его лба и убедилась, что жара нет. Слава Богу, это не лихорадка.
— Я останусь здесь, пока ты не поправишься, — объявила я.
Роберт улыбнулся и печально покачал головой, как бы давая понять, что конец его близок.
Я все еще не утратила надежды, что Роберт притворяется. Мысль о том, что он может умереть, была невыносимой. Я уже была готова простить его. В конце концов, мужчины — существа слабые, а гнусная волчица владеет даром колдовства.
— Послушай, Робин, — строго сказала я, — это все от обжорства. Ты слишком много ешь, пьешь, слишком увлекаешься так называемыми радостями плоти. Теперь все пойдет иначе. Я буду сама присматривать за тобой и не потерплю никакого непослушания.
Роберт улыбнулся любящей, счастливой улыбкой.
— Ну вот видишь, — сказала я, — тебе уже лучше.
155 
